Он, будто маятник, двигался вдоль по переулку, иногда опираясь на стены и редкие деревья. Было плохо, но тренированное сознание, несмотря на боль, впитывало каждую мелочь новой обстановки. Все чувства ловили каждый звук, запах, блик, словно все нервные окончания разом обнажились. Вот идет, завернутый в какую-то хламиду, одинокий прохожий. У него напряженный внимательный взгляд, который перескакивает с Алекса на ворона и обратно, а справа под тканью на уровне бедра выступает оружие – судя по форме, ничем другим это быть не может. Одна рука в полах плаща рядом с оружием, вторая немного отведена вбок – не иначе как в рукаве тоже скрыто нечто смертоносное. Он боится идти один по темному коридору старых обшарпанных зданий – это явно улавливают и глаза, и обоняние, и пресловутое шестое чувство. Боится – значит надо быть вдвойне осторожным. Приготовиться, собрать все ресурсы, что остались в организме… Но прохожий проскальзывает мимо, одарив недобрым взглядом. Ему явно не нужны проблемы. Теперь следить за спиной, ловить звуки… но у того нет намерений нападать первым.
«Что ж, – подумал Алекс, хотя размышлять все еще было сложно, – уже можно составить какую-то первичную картину мира. Или, по крайней мере, того места, куда я попал. Либо здесь принято бояться любого встречного в безлюдных местах, либо боятся людей с вороном на плече…»
Когда стена очередного дома закончилась, и рука уперлась в пустоту, Алекс заглянул за угол и увидел полуразвалившийся заброшенный дом. Первый этаж зиял пустыми глазницами окон, второй чернел полугнилыми досками. Крыша присутствовала только местами. Хозяева все вынесли, и Алексу не улыбалось спать на сыром прогнившем полу, но, войдя в дом, он увидел вполне сносного вида, хоть и потемневшую от сырости и времени лавку. На нее он и лег, поплотнее завернувшись в плащ, и сжимая в руке нож, уснул нервным сном.