noFREI
Скиталец
Дамы и господа, не корите строго и будьте милостивы к скромному прозаику. Мой творческий путь начался всего 11 лет назад, и сей рассказ - не более, чем весточка, пробный камень, коей служить будет мне маяком в случае том, ежели вы окажетесь достаточно к оному снисходительны ;^)
Упрощение: позвольте представить вашему вниманию недавнюю зарисовочку под названием "Театр Аб Сурда". Если понравится, буду периодически публиковать свои скромные рассказы. Быть может даже... несколько больше.
Т Е А Т Р А Б С У Р Д А.
Театр Аб Сурда возник в конце 19го века на одной из площадей безымянного города Франции. Так уж получилось, - оправдывались его жители. Театр давал лишь одно ежегодное представление, и каждый год – с новой программой. Притом, программой не из простых. В историях, мастерски рассказанных, или даже сыгранных, актёрами, прослеживалась единая нить – и с каждым годом как будто понятнее становился завсегдатаям замысел безумного араба, но – не было и одного, кто посмотрел бы ВСЕ выступления театра. Как вечный он задумывался, и вечным канет в Лету.
Выступление года 2007го было ничем не хуже прочих.
История Победителя.
Кулисы раздвигаются. На сцену под звуки фанфар вырывается ОН и начинает говорить:
Здравствуйте, я победитель. Нет-нет. Не стоит аплодисментов. Я правда победитель. Самый победоносный из всех победителей. Правда!
Я победил самого себя и свою победу. Я победил сам факт своей победоносности. Я победил и победоносность – в неравной борьбе я потерял свою ногу, но победоносность сдалась! Скулила, ползала у меня в ноге и просила пощады. Но истинные победители не знают пощады! И я убил победоносность!
Но на этом история моя не заканчивается. Я нашёл всех других победителей и убил их, дабы сама память о том, что такое победа, стёрлась из человеческой памяти.
И вот теперь... теперь я совсем один. Единственный победитель без побед, потому как побед больше не существует. Один на всей Земле. Это моё последнее послание покемонам в космос.
Кулисы задвигаются. Танец теней свидетельствует о том, что ОН стреляет себе в голову.
Курьёз.
Кулисы раздвигаются. На сцену под две немо мигающие таблички «аплодисменты» выходит ОН и начинает говорить:
Нет, правда. Приключился со мною на днях такой курьёз, что даже вспомнить страшно. То есть – стыдно. То есть... ну, вы меня поняли.
Выхожу я на улицу. Как обычно выхожу – мусор по утру вынести. Ну, думаю, вы тоже выносите мусор иногда. По утрам. Бывает? Вот и хорошо, вот и ладненько. Ну так вот – выношу я мусор. Как обычно. Ну, представляете себе – ведро там, мусорное, и мусор в нём... ну, обычный такой мусор. Что там может быть? Очистки картофельные, пакет из-под молока, всякого по мелочи, вроде крошек хлебных. Наверное, там ещё носки мои старые были. Да, точно были – решил выбросить в тот день всё дырявое и лишнее. Ну, знаете, как бывает.
Вот, выхожу я на улицу, надо мною смеются. Думаю, почему? Смотрю на ведро. Обычное такое ведро. Зелёное, пластмассовое. Такие у всех, думаю, были. Раньше полы с таким мыли. С ведром всё хорошо, понимаете? Спрашиваю – чего смеётесь? Эти вообще со смеху давятся, краснеют... слёзы глазами, а сами – ну, ни в какую. Не ответят. А потом смотрю мальчик – ну, маленький такой мальчик среди них-то был. Так вот... ну, лет семь ему, восемь, может быть... не знаю. Так вот, он на меня пальцем показывает и говорит так озорно: «А король-то голый». Блин, ну, нафига я избрался королём Нидерландов?
Кулисы сдвигаются. Танец теней красноречиво свидетельствует тому, как ОН разжигает косяк и начинает медленно, но уверенно раздеваться.
Тихие Голоса.
Кулисы раздвигаются. На сцену неуверенной походкой, со вжатой в плечи головой выходит ОН и начинает говорить:
Вы слышите их? Наверняка, слышите. Тише. ТИШЕ, я сказал! Хватит смеяться! Прислушайтесь!
Да, это они. Нет, не я! За кулисами?
Эй, там, потише! Я уже начал!
Вот... теперь потише. Прислушайтесь... на секунду прислушайтесь! Это они! Они уже давно говорят со мною. Почему-то утверждают, что они – моя галлюцинация. Но если бы они и вправду были моей галлюцинацией, разве стали бы они выдавать себя столь явным образом? Разве не хотелось бы им прикинуться гласом господнем или, к примеру, дьявольским. Да, чем чёрт не шутит?! Пришельцами, правительством, глистами! КЕМ УГОДНО, только не галлюцинацией. Но раз они говорят именно так, я знаю... я правда знаю, что они – это что угодно, кроме галлюцинации. Вы же слышите. Вы все слышите. Вы отлично слышите.
Я так больше не могу – почему вы так равнодушны? Почему вам всё равно? Почему это я стою на сцене и кривляюсь на вашу потеху, а не вы предо мною?! Поймите же – у меня проблема! Почему вы не хотите меня слышать?! Почему вы воспринимаете это, как досужий номер? Я заслужил чего-то... это они мне так говорят. И толкают на сцену. Но чем тут заниматься перед вами, уж простите, не знаю...
И вообще....
Кулисы сдвигаются. Слышны сдавленные рыдания, две сутулые, но крепкие тени тащат ЕГО со сцены.
Могила.
Кулисы раздвигаются. На сцене – закованный в кандалы ОН. Начинает говорить:
Однажды я раскапывал могилы. Нет, поймите. Я не мародёр и не некрофил. И вообще, на кладбище у меня нет никакого, скажем, живительного интереса. Я просто люблю копать могилы. Бывает, соберусь вечерком, возьму лопатку. Выйду на улицу, затеряюсь в толпе, чтобы голоса моего предшественника за мною не следили.
Тише-тише.
И прямиком на кладбище. Оно у нас новенькое. На окраине города. Муниципалитет говорит – там болото, всё равно дальше город расти не будет, а для кладбища – самое то. И на обновление тратится не придётся, всё одно могилы сами под землю уйдут.
Тише-тише.
И вот, на кладбище-то и начиналось обычно всё самое интересное. Копну чуток, а землица-то новая, очень хорошо идёт, прям, душа радуется. А как накопаю малость, в пакетик возьму. Мать моя цветы разводит, гераньки. Вот для них. А на этот раз, ну всё прахом пошло. Сначала вместо землицы на песочек наткнулся, а потом и вовсе гробика-то не нашёл. Думаю, поработали тут за меня, ничего святого людям. Ну, опять же, моё дело маленькое. Не люблю я по могилам-то шастать. А вот раскапывать – это да. И правда, самое достойное занятие.
Тише-тише.
Но тут смотрю – как-то нехорошо песок шевелится, бросил лопату, керосинку получше разжёг, её на край, а сам – в могилку, и руками копать. Ай, думаю, интересно. Вдруг, кого живьём закопали. А я помогу. И премия будет.
Ан, нет. Только оказался я на песочке, как рука из него меня за ногу – цап!
Тише-тише.
Что дальше было – не припомню. Тоскливо мне днями, а ночами – уж больно в груди режет. Будто растёт там что. Горечь? Обида?
ГОЛОД!
Кулисы сдвигаются. Звуки выстрелов и рёва. Красное стекает в зрительный зал.
Портрет.
Кулисы раздвигаются. На сцене ОНА. Весьма симпатична. Голос красив и речист:
Однажды у меня спросили. Почему у меня нет портрета? И вправду, подумала я. Почему?
Я пошла на рынок. Рынки в наших краях – дело занятное, особенно летом. А тогда было лето, и на рынке работали художники-маринисты. Уж не знаю, отчего они писали портреты. Видимо, кушать хотелось. Но портреты делали неплохие. И вот я решила – почему бы не написать себе портрет? Их руками, конечно же.
Купила себе урюк. Люблю урюк. Хотя в местах, далёких он наших краёв, порядком редко знают, что это такое. Впрочем, не о нём.
О портрете. Нашла себе художника. Выглядел хорошим человеком. Будто холёным чуток, но хорошим. Подсаживаюсь. Спрашиваю – сколько с меня? Он говорит – мол, немного. Главное, дайте вас писать.
Я дала. Два часа писал, портрет оказался неплохим. Расплатилась, оба были довольны. Пришла домой, позвонила подругам. На сутки вперёд обещали прийти-посмотреть.
Теперь-то я в театре. Разве что здесь увидят.
Ах, почему-почему я в театре?
Подойдите ко мне, молодой человек в первом ряду. Остальные не обижайтесь, он просто ближе. Посмотрите на меня внимательно, что вы видите? Ах, да я знаю. Ещё... нет, ещё.
Глупый какой попался? Нет, не уходите! Я кокетничаю, неужто, не видно? Спросим ещё – чего вы не видите?
Ах, ТЕНИ?! Так вот, на портрете была лишь моя тень! Она свела с ума художника, и он похитил её! Похитил её в полотно! И теперь лишь на полотне видеть я могу свою тень. Как такое возможно?
Ему было лучше знать. С тех пор я его не видела. Думаете, не искала?! Искала! Я любила свою тень! И представить не могла, что и её следует хранить!
Кулисы сдвигаются. Тени говорят о том, что молодой человек из первого ряда падает пред дамой на землю. Игривый смех: «Вот и ты! Как же я рада вновь тобою обладать! И жертва-то... ничтожная».
Герой.
Кулисы раздвигаются. На сцену выходит ОН, откашливается и начинает читать по бумажке с сильным акцентом:
Я герой. Но никто не знает об этом. И никогда об этом не узнает. Потому что подвиг мой постыден. Да, я стыжусь того, как стал героем. Я мог бы выдать три нормы руды у себя на шахте. Но, нет! Я стал героем совершенно иначе, и теперь моя совесть не чиста. Я мог бы спасти от гибели отряд рабочих на ярус ниже, когда прогремел взрыв метана. Но, нет! Я позорно бежал и был гордо назвал «выжившим».
И вообще, честно говоря, моей работы подвиг касается едва ли. Но местом действия судьба выбрала именно её – работу. Шахту. Шахта под Нижнеуральском, если вы знаете. Хотя, вряд ли знаете. Это в России.
Дело в том, что около 10и лет назад я нашёл новое Евангелие. Евангелие от Иисуса. Оно залегало в особенно глубоких пластах углезёма и было почти нечитаемым. Официальная церковь отвергла его. Отвергла его и политическая верхушка. Отвергли его и учёные. И я остался один на один с, возможно, самым апокрифическим писанием.
Десять лет я провёл над расшифровкой и восстановлением порядком попорченного текста.
И подвиг мой в том, что мне удалось-таки разобрать текст этого древнего манускрипта.
Не дословно, в нём сам Иисус говорил, что он – есть великий изобретатель Дырки от мучных изделий, будь то пончик или бублик, будь то ватрушка или сушка. И все права на изобретение это достаются владельцу этого манускрипта. Так что, на 25%, согласно законам нашей страны, дырки от пончиков принадлежат мне, а на 75% - государству. Но я не гордый, я готов поделиться... Только перестаньте смеяться надо мною и говорить, что Евангелие это – досужий вымысел. Вот оно!
Кулисы сдвигаются. Жадная толпа из зала кидается вслед герою с затасканным листочком бумаги.
ни грамма не сумасшедший, «noFREI», 11.5.7
Упрощение: позвольте представить вашему вниманию недавнюю зарисовочку под названием "Театр Аб Сурда". Если понравится, буду периодически публиковать свои скромные рассказы. Быть может даже... несколько больше.
Т Е А Т Р А Б С У Р Д А.
Театр Аб Сурда возник в конце 19го века на одной из площадей безымянного города Франции. Так уж получилось, - оправдывались его жители. Театр давал лишь одно ежегодное представление, и каждый год – с новой программой. Притом, программой не из простых. В историях, мастерски рассказанных, или даже сыгранных, актёрами, прослеживалась единая нить – и с каждым годом как будто понятнее становился завсегдатаям замысел безумного араба, но – не было и одного, кто посмотрел бы ВСЕ выступления театра. Как вечный он задумывался, и вечным канет в Лету.
Выступление года 2007го было ничем не хуже прочих.
История Победителя.
Кулисы раздвигаются. На сцену под звуки фанфар вырывается ОН и начинает говорить:
Здравствуйте, я победитель. Нет-нет. Не стоит аплодисментов. Я правда победитель. Самый победоносный из всех победителей. Правда!
Я победил самого себя и свою победу. Я победил сам факт своей победоносности. Я победил и победоносность – в неравной борьбе я потерял свою ногу, но победоносность сдалась! Скулила, ползала у меня в ноге и просила пощады. Но истинные победители не знают пощады! И я убил победоносность!
Но на этом история моя не заканчивается. Я нашёл всех других победителей и убил их, дабы сама память о том, что такое победа, стёрлась из человеческой памяти.
И вот теперь... теперь я совсем один. Единственный победитель без побед, потому как побед больше не существует. Один на всей Земле. Это моё последнее послание покемонам в космос.
Кулисы задвигаются. Танец теней свидетельствует о том, что ОН стреляет себе в голову.
Курьёз.
Кулисы раздвигаются. На сцену под две немо мигающие таблички «аплодисменты» выходит ОН и начинает говорить:
Нет, правда. Приключился со мною на днях такой курьёз, что даже вспомнить страшно. То есть – стыдно. То есть... ну, вы меня поняли.
Выхожу я на улицу. Как обычно выхожу – мусор по утру вынести. Ну, думаю, вы тоже выносите мусор иногда. По утрам. Бывает? Вот и хорошо, вот и ладненько. Ну так вот – выношу я мусор. Как обычно. Ну, представляете себе – ведро там, мусорное, и мусор в нём... ну, обычный такой мусор. Что там может быть? Очистки картофельные, пакет из-под молока, всякого по мелочи, вроде крошек хлебных. Наверное, там ещё носки мои старые были. Да, точно были – решил выбросить в тот день всё дырявое и лишнее. Ну, знаете, как бывает.
Вот, выхожу я на улицу, надо мною смеются. Думаю, почему? Смотрю на ведро. Обычное такое ведро. Зелёное, пластмассовое. Такие у всех, думаю, были. Раньше полы с таким мыли. С ведром всё хорошо, понимаете? Спрашиваю – чего смеётесь? Эти вообще со смеху давятся, краснеют... слёзы глазами, а сами – ну, ни в какую. Не ответят. А потом смотрю мальчик – ну, маленький такой мальчик среди них-то был. Так вот... ну, лет семь ему, восемь, может быть... не знаю. Так вот, он на меня пальцем показывает и говорит так озорно: «А король-то голый». Блин, ну, нафига я избрался королём Нидерландов?
Кулисы сдвигаются. Танец теней красноречиво свидетельствует тому, как ОН разжигает косяк и начинает медленно, но уверенно раздеваться.
Тихие Голоса.
Кулисы раздвигаются. На сцену неуверенной походкой, со вжатой в плечи головой выходит ОН и начинает говорить:
Вы слышите их? Наверняка, слышите. Тише. ТИШЕ, я сказал! Хватит смеяться! Прислушайтесь!
Да, это они. Нет, не я! За кулисами?
Эй, там, потише! Я уже начал!
Вот... теперь потише. Прислушайтесь... на секунду прислушайтесь! Это они! Они уже давно говорят со мною. Почему-то утверждают, что они – моя галлюцинация. Но если бы они и вправду были моей галлюцинацией, разве стали бы они выдавать себя столь явным образом? Разве не хотелось бы им прикинуться гласом господнем или, к примеру, дьявольским. Да, чем чёрт не шутит?! Пришельцами, правительством, глистами! КЕМ УГОДНО, только не галлюцинацией. Но раз они говорят именно так, я знаю... я правда знаю, что они – это что угодно, кроме галлюцинации. Вы же слышите. Вы все слышите. Вы отлично слышите.
Я так больше не могу – почему вы так равнодушны? Почему вам всё равно? Почему это я стою на сцене и кривляюсь на вашу потеху, а не вы предо мною?! Поймите же – у меня проблема! Почему вы не хотите меня слышать?! Почему вы воспринимаете это, как досужий номер? Я заслужил чего-то... это они мне так говорят. И толкают на сцену. Но чем тут заниматься перед вами, уж простите, не знаю...
И вообще....
Кулисы сдвигаются. Слышны сдавленные рыдания, две сутулые, но крепкие тени тащат ЕГО со сцены.
Могила.
Кулисы раздвигаются. На сцене – закованный в кандалы ОН. Начинает говорить:
Однажды я раскапывал могилы. Нет, поймите. Я не мародёр и не некрофил. И вообще, на кладбище у меня нет никакого, скажем, живительного интереса. Я просто люблю копать могилы. Бывает, соберусь вечерком, возьму лопатку. Выйду на улицу, затеряюсь в толпе, чтобы голоса моего предшественника за мною не следили.
Тише-тише.
И прямиком на кладбище. Оно у нас новенькое. На окраине города. Муниципалитет говорит – там болото, всё равно дальше город расти не будет, а для кладбища – самое то. И на обновление тратится не придётся, всё одно могилы сами под землю уйдут.
Тише-тише.
И вот, на кладбище-то и начиналось обычно всё самое интересное. Копну чуток, а землица-то новая, очень хорошо идёт, прям, душа радуется. А как накопаю малость, в пакетик возьму. Мать моя цветы разводит, гераньки. Вот для них. А на этот раз, ну всё прахом пошло. Сначала вместо землицы на песочек наткнулся, а потом и вовсе гробика-то не нашёл. Думаю, поработали тут за меня, ничего святого людям. Ну, опять же, моё дело маленькое. Не люблю я по могилам-то шастать. А вот раскапывать – это да. И правда, самое достойное занятие.
Тише-тише.
Но тут смотрю – как-то нехорошо песок шевелится, бросил лопату, керосинку получше разжёг, её на край, а сам – в могилку, и руками копать. Ай, думаю, интересно. Вдруг, кого живьём закопали. А я помогу. И премия будет.
Ан, нет. Только оказался я на песочке, как рука из него меня за ногу – цап!
Тише-тише.
Что дальше было – не припомню. Тоскливо мне днями, а ночами – уж больно в груди режет. Будто растёт там что. Горечь? Обида?
ГОЛОД!
Кулисы сдвигаются. Звуки выстрелов и рёва. Красное стекает в зрительный зал.
Портрет.
Кулисы раздвигаются. На сцене ОНА. Весьма симпатична. Голос красив и речист:
Однажды у меня спросили. Почему у меня нет портрета? И вправду, подумала я. Почему?
Я пошла на рынок. Рынки в наших краях – дело занятное, особенно летом. А тогда было лето, и на рынке работали художники-маринисты. Уж не знаю, отчего они писали портреты. Видимо, кушать хотелось. Но портреты делали неплохие. И вот я решила – почему бы не написать себе портрет? Их руками, конечно же.
Купила себе урюк. Люблю урюк. Хотя в местах, далёких он наших краёв, порядком редко знают, что это такое. Впрочем, не о нём.
О портрете. Нашла себе художника. Выглядел хорошим человеком. Будто холёным чуток, но хорошим. Подсаживаюсь. Спрашиваю – сколько с меня? Он говорит – мол, немного. Главное, дайте вас писать.
Я дала. Два часа писал, портрет оказался неплохим. Расплатилась, оба были довольны. Пришла домой, позвонила подругам. На сутки вперёд обещали прийти-посмотреть.
Теперь-то я в театре. Разве что здесь увидят.
Ах, почему-почему я в театре?
Подойдите ко мне, молодой человек в первом ряду. Остальные не обижайтесь, он просто ближе. Посмотрите на меня внимательно, что вы видите? Ах, да я знаю. Ещё... нет, ещё.
Глупый какой попался? Нет, не уходите! Я кокетничаю, неужто, не видно? Спросим ещё – чего вы не видите?
Ах, ТЕНИ?! Так вот, на портрете была лишь моя тень! Она свела с ума художника, и он похитил её! Похитил её в полотно! И теперь лишь на полотне видеть я могу свою тень. Как такое возможно?
Ему было лучше знать. С тех пор я его не видела. Думаете, не искала?! Искала! Я любила свою тень! И представить не могла, что и её следует хранить!
Кулисы сдвигаются. Тени говорят о том, что молодой человек из первого ряда падает пред дамой на землю. Игривый смех: «Вот и ты! Как же я рада вновь тобою обладать! И жертва-то... ничтожная».
Герой.
Кулисы раздвигаются. На сцену выходит ОН, откашливается и начинает читать по бумажке с сильным акцентом:
Я герой. Но никто не знает об этом. И никогда об этом не узнает. Потому что подвиг мой постыден. Да, я стыжусь того, как стал героем. Я мог бы выдать три нормы руды у себя на шахте. Но, нет! Я стал героем совершенно иначе, и теперь моя совесть не чиста. Я мог бы спасти от гибели отряд рабочих на ярус ниже, когда прогремел взрыв метана. Но, нет! Я позорно бежал и был гордо назвал «выжившим».
И вообще, честно говоря, моей работы подвиг касается едва ли. Но местом действия судьба выбрала именно её – работу. Шахту. Шахта под Нижнеуральском, если вы знаете. Хотя, вряд ли знаете. Это в России.
Дело в том, что около 10и лет назад я нашёл новое Евангелие. Евангелие от Иисуса. Оно залегало в особенно глубоких пластах углезёма и было почти нечитаемым. Официальная церковь отвергла его. Отвергла его и политическая верхушка. Отвергли его и учёные. И я остался один на один с, возможно, самым апокрифическим писанием.
Десять лет я провёл над расшифровкой и восстановлением порядком попорченного текста.
И подвиг мой в том, что мне удалось-таки разобрать текст этого древнего манускрипта.
Не дословно, в нём сам Иисус говорил, что он – есть великий изобретатель Дырки от мучных изделий, будь то пончик или бублик, будь то ватрушка или сушка. И все права на изобретение это достаются владельцу этого манускрипта. Так что, на 25%, согласно законам нашей страны, дырки от пончиков принадлежат мне, а на 75% - государству. Но я не гордый, я готов поделиться... Только перестаньте смеяться надо мною и говорить, что Евангелие это – досужий вымысел. Вот оно!
Кулисы сдвигаются. Жадная толпа из зала кидается вслед герою с затасканным листочком бумаги.
ни грамма не сумасшедший, «noFREI», 11.5.7
