[作家] 僕の部分。Творчество Раито.

[Раито]

Прощание с любимой в провинции Идзуми

В бреду сползают лепестки по облакам,
По небу ускользают рваной раной.
И скальпелем по горлу - хираганой
Начертаны стихи. И снова, не боясь греха,
Кукушка ночью хвалит петуха,
Накрыто утро тающим туманом.

Сияет месяц и, все звезды распугав,
Кукушку слушает, реке кивает.
Рассвет на небо войском наступает,
Гремит великой сущностью божественных октав.
Река застенчиво молчит в рукав,
И месяц, опечалившись, страдает.

В последний раз шутили с нами небеса,
Стихи заносчиво лишая смысла,
Переводя простые чувства в числа,
Смеялись сами от такого злого озорства.
Я уходил. Торжественно и быстро
Вместо меня рассвет пришел.

Лиса
​

Рыдала вслед. А тишина стучит,
Гремит великой сущностью октав.

Река застенчиво молчит в рукав,
И месяц, опечалившись, молчит.



Я ангел

Я вижу, я вижу
Как перья спускаются медленно вниз,
Они обгорели.
Они на воде отражаются медленно,
- в небе
Рассвет разрисован тюльпанами, утром,
Я в небе,
А перья летят, отрекаясь от сажи.
Я вижу, я вижу,
Как новое сердце в груди прикасается к иглам.
Как память в мозгу превращается в старость,
А в небе
сквозь облака пробираются черные перья,
Они на асфальте лежат, торжествуя.
Я старый, я старый.
Я видел рождение мира и смерть преисподней,
Волшебный мой сон, от рождения до ипостаси,
Тюльпанами бьется за небо мой голос,
А после
Туман превратит стаю ангелов в капельки света,
Росы, что упала на маки, их пьют и хохочут.
В рисунках
В рисунках моих отражается плачущий ангел.
Я вижу. Я вижу.
В рисунках опять отражается ангел,
А в небе
Рассвет за тюльпанами прячется, ангелу больно.
И в сердце вонзаются иглы, играя рассветом.
И прочь устремляются перья от крыльев эпохи,
Ребенок без крыльев похож на рисунок,
А после
В рисунках ребенок найдет обгоревшие перья,
И раненой ручкой к крылу их - но тщетно.
И снова заплачет, истерзанный новой эпохой,
Где нет места детям, где иглы-тюльпаны,
Где раны,
Где новая радость затмила все старые раны.
И вижу, я вижу,
Как ангел спускается медленно вниз,
Он мертвый, кровавое небо его утешает,
Но тщетно.
Он снова заплачет, истерзанный новой эпохой.
Где нет места детям, где все, что хорошее, плохо,
В рисунках, что прячут все дети за белой бумагой.
Я помню.
Я помню.
Я небо. Я небо.
Я помню. Я небо.
Я небо. Я ангел.

Нажмите, чтобы читать дальше...

 

[Раито]

Романс

За черной эпилепсией покоя
Струится пульс зеленого сукна,
Там чаша веры до краев полна,
И вера эта в торжество святое.

Там пишут лестью краденый сюжет,
Там демонами украшают стены,
Там смутно ждут тотальной перемены,
Там ждут того, чего в рисунках нет.

Я завяжу себе глаза твоей рукой,
Я заслоню тобой оковы мирозданья.
Я буду плакать, подавив желанье
Упасть, смиренным верой, пред тобой.

Зимой рассыплет снегом на плечах
Чужую тайну полуночный призрак.
И буду я из Храма страхом изгнан,
И буду чашу пить, превозмогая страх.
Постой, не плачь. Я буду твой герой,
Я на сукне зеленом напишу легенду,
И буду вечно твоей тенью верной,
И завяжу себе глаза твоей рукой.
Скажи, зачем? Скажи, чего ты ждешь?
Скажи, что сделать в этой жизни должен?
Я преклонюсь перед тобой змеиной кожей,
И буду ждать, когда же ты придешь...
И я вернусь, когда исчезнет боль,
Я буду снова раскрывать ночные тайны,
И заслоню тобой оковы мирозданья,
Преступно завязав глаза тобой.

Гремит заря раскатами мечты,
В припадке бьются призрачные души.
И я живой. И клятву не нарушу.
Ведь слово произнес не я, а ты.

Когда огонь рисунок поглотит,
Я поднимусь из ада на колени.
И промелькнет пред взором светлый гений.

Не нужен свет. Пускай ребенок спит.

Ты обнимаешь лествицей меня,
Не хочешь уходить. На всякий случай,
Я отпущу тебя, но слово не озвучу.
Ведь клятву произнес не ты, а я.

 

[Раито]

Последний полет ворона


​

Вороны искали пристанища. Гроза бушевала вот уже четвертый день — но воронам было плевать на грозу. Она их особо никогда не тревожила. Дождь смывал грязь и копоть с перьев, ветер прочищал сквозные отверстия глаз, а молнии — молнии воронам попросту нравились. Именно это и любил в воронах Акира.
Но птицы искали пристанища, — на четвертый день грозы.
Три дня их, видите ли, все устраивало.
— Смотри, Акира, вороны!
— Тихо ты, — рубанув воздух рукой, крикнул Акира, не отрываясь от монитора. — Вижу и без тебя.
Младший обиженно засопел.
Сейчас еще, чего доброго, реветь начнет, — подумал Акира. Ненавижу детей.
Воронов было прекрасно видно на фоне вспыхивающего неба. Выл ветер, шумел дождь, гремел гром, да и остров братьев тоже шумел как обычно. В общем, поспать и сегодня не удастся, — Акира вздохнул.
Он осторожно вел остров над водой, — хотя, если остров навернется в бушующий океан, то неважно, с какой высоты. Волны просто перевернут его, потому что он не успеет выбросить корень, а если и успеет — просто смоют их с братом, рубку и вообще все, что тут есть, оставив только камень. Сколько таких островков уже видел Акира в море — плоские камешки, навсегда оставшиеся в воде.
Птицы тем временем резко сменили направление полета — все сразу — и спикировали на остров братьев, мгновенно рассевшись на проводах, в том же порядке, в котором и летели. Они сидели недвижимо, таращясь пустыми глазницами в никуда. Одна пустота прекрасно видела другую.
Снова вспыхнула молния, на секунду осветив бушующий океан и текстуры облаков на куполе неба. Секунду спустя раздался раскат грома. Акира поежился — слишком близко.
— Аме, — скомандовал он младшему. — Выводи громоотвод.
— Есть, сэр! — весело ответил брат, скрываясь в отсеке.
Все им, мелким, шутки. Щас как шарахнет в провода, от острова потом ни камешка не соберут.
Вороны сидели неподвижно, словно причудливые надстройки на острове "Кёдзин", бортовой номер триста два, лишь покачивались вместе с проводами. Казалось, они вцепились в провода мертвой хваткой лап, и если, не приведи Каскад, провода сорвутся, то вороны точно так же будут болтаться на ветру вместе с ними.
"Остров успешно выведен на траекторию", - сообщил монитор.
— Громоотвод выведен, сэр! — жизнерадостно крикнул Аме из отсека.
— Выбирайся оттуда, — устало ответил Акира, который тоже был уже достаточно "выведен", и потер лоб.
Четырехдневная гроза — это неспроста. За это время и он, и Аме измотались и издергались на десять лет вперед. Одно радует — раз вороны сели на их остров, значит то, что их напугало, достаточно далеко отсюда. Ворон не будет просто так сидеть и ждать. У них всегда есть какие-то дела, и они очень редко садятся на острова. Иные капитаны вообще за всю жизнь видели черных птиц только в полете. Иные их не видели никогда вообще.
Иные даже в них не верили.
Акира, самый молодой капитан за всю историю, сел в кресло и прикрыл глаза. Ужасно хотелось спать, но мешал шум, да и спать во время грозы было не лучшим решением. А уж если на острове сидят вороны, то спать — чистое самоубийство. Юный капитан знал, что ворон ворону глаз не выклюет. Потому что у них нет глаз. У самого же Акиры их было целых два. Как и у Аме. Несмотря на то, что все было закрыто, массивные клювы птиц вполне могли пробить толстое стекло. Или не могли.
Но проверять это Акире очень не хотелось. А баек о том, как вороны ведут себя, когда люди спят, он наслушался порядочно. И все они были жуткими.
— Сменить, что ли траекторию? — вслух подумал он. И тут же пожалел об этом: не в меру исполнительный братец со всей десятилетней прытью точно сейчас бросится менять траекторию полета.
Мелкий и глупый. Десятилетки — удивительно мелкие. Особенно если тебе двенадцать. Точнее, почти тринадцать.
Но Аме, кажется, не услышал. Хоть какая-то польза от шума.
— Брат, — Аме подошел ближе. — А вороны долго будут сидеть?
— Выйди и спроси, — все так же устало ответил Акира. — И не брат. Я капитан.
— Подумаешь, капитан.
Аме, кажется, действительно обиделся. Двенадцатилетний капитан вздохнул.
— Аме, ну откуда я знаю? Спать хочется?
— Не, я не за то, — отмахнулся младший и зевнул во весь рот.
— Я и вижу. Ложись, я подежурю.
Аме недоверчиво посмотрел на брата.
— Сегодня же моя вахта?
— Будешь должен, — Акира пожал плечами. — В первый раз, что ли?
Вот этого говорить было не нужно: Аме нахмурился и отвернулся.
Но долго смотреть на воронов он не смог.

***
​

Светлый Капитан не любил дождь и ветер, — пусть их любит Аме, ему положено, — но любил молнии и солнце. А еще он любил воронов, хотя и побаивался их. И почему-то всегда чувствовал себя скованно и неловко, когда за ними наблюдал. Все вороны — одинаковые. Это и смущало Акиру.

***
​

— Брат, — подал голос Аме, сидя на полу. — А вдруг среди них...
— Нет.
— Но почему?..
— Нет, сказал тебе.
— Брат, ты такой злой. Ведь может же быть...
— Не выводи меня, — Светлый Капитан как мог строго посмотрел на своего старшего помощника и младшего брата. — Сказал же, не может.
А сам подумал — конечно, может.

***
​

Мам, а что, правда, что после смерти все становятся воронами?
Спи, Акира.
Нет, ну ма-ам! Мне сам Золотой Капитан сказал! Правда или нет?
Ох, этот Кин у меня дождется. Спи уже.


***

Акира резко проснулся, вскочил с кресла. Ничего себе, заснул на вахте, — и даже шум не помешал. Хорош капитан, нечего сказать. Он покраснел, бросил быстрый взгляд за окно. Вороны сидели и не думали улетать. Причем, насколько мог судить Акира, сидели они точно так же, как и до момента, когда мальчик заснул. Проклятье, — подумал он, злой на себя, как тысяча химер.
Аме, казалось, ничего не заметил. Или, по крайней мере, делал вид, что не заметил, за что Акира был ему очень благодарен.
— Аме? — зачем-то позвал он младшего.
Тот поднял голову от пола.
— Что?
— Иди, наверное, спать. Гроза кончается, и, наверно, скоро вороны уйдут.
— Как уйдут, тогда и пойду.
— Как хочешь.
По уму, нужно было бы сесть во время грозы. Но уже поздно — и так сколько мотались по небу, и не такое пережили, а сейчас ни один порт их не примет с воронами на борту. Еще, чего доброго, палить начнут, несмотря на стяги и иероглиф Светлого Капитана.
Вороны вдруг синхронно замахали крыльями. Уходят, — с облегчением подумал Акира. Слава Каскаду, уходят. И дождь уже идет не так сильно. Все, прошли грозу. Ну не прошли, то есть, — суеверно подумал капитан, схватившись за амулет под одеждой. Почти прошли.
До берега осталось немного. Потом пристанем, сядем на воду, выбросим корень — и на землю. Если честно, Акире уже до тошноты надоело вечное море под ними: летать над континентами капитанам островов запрещалось, и в этом была логика. Не очень будет приятно, если остров из— за неполадок или глупости капитана навернется с высоты на какой— нибудь город.
— Пойдешь со мной в этот раз на берег? — спросил он у брата.
— Пойду, — легко согласился Аме.
Вороны продолжали махать крыльями. Что-то долго.
— А когда можно мне будет на капитана сдавать?
— В шестнадцать, — отрезал Акира. — Мы с тобой говорили об этом.
— До-олго, — разочарованно протянул младший. — Ты в двенадцать стал.
— Я — да. А тебе с шестнадцати.
Акире не хотелось объяснять, что он, как старший сын в осиротевшей семье должен был выбрать профессию, и он, не раздумывая, указал на профессию капитана острова, благо соответствующего запрета не было — просто всегда требовалось письменное согласие родителей на поступление в школу капитанов. И что потом этот запрет очень быстро ввели.
— Я не прецедент, Аме, — сказал он, вспомнив, как это тогда называли.
— Конечно нет, — удивился тот. — Ты капитан.

***
​

Война снилась Акире часто. Отчасти именно поэтому он и не любил спать, — не хотелось снова и снова видеть войну. Даже во сне чувствовать запах озона, гари и ощущать жар пламени. Почему-то воевали всегда по ночам, и это больше всего бесило Акиру. Днем светило солнце, и небо без единого облака никак не могло понять: почему там, внизу, никто не хочет радоваться новому прекрасному дню. А если днем шел лицемерный дождь, то было еще хуже.
И вдруг как-то однажды ночью их не разбудили взрывы, звон клинков, хлопки выстрелов. Этой ночью не горели дома, не вылетали стекла, не кричали люди и почти никто не плакал. И этой ночью можно было просто смотреть на звезды, а не высматривать на небе вражеские острова со стороны моря. Эта ночь стала концом войны.
Однажды ночью в их городе никто не умер.
Кроме мамы.

***
​

Когда Акира вернулся в дом, держа за руку заплаканного Аме, на крыше дома сидел ворон, направив на них свои пустые глазницы.

***
​

Наконец-то вороны сорвались с проводов — все, одновременно. И взмыли в воздух. Акира окончательно успокоился, откинувшись на спинку кресла, поднял высоту острова, удаляясь от воды. Было гораздо приятнее лететь в небе, а не над океаном. Несмотря на дождь, Светлый Капитан позволил себе даже улыбнуться.
— Все, Аме, вороны ушли. Иди спать. Сейчас еще из грозы выйдем, и через три часа на месте. Потом порт, выгрузка ящиков. И будут местные апельсины наши есть, а мы пойдем город смотреть.
Младший брат рассмеялся и кивнул. Встал с пола, зевая.
— Стоп.
Акира всмотрелся в монитор.
— Это... Так не бывает.
На громоотводе сидел ворон.
— Ну и что он там делает? Почему не ушел со всеми?
— Не знаю, — Аме сам смотрел на монитор капитана, широко раскрыв глаза. - Может, он... Так нет, тогда бы они все остались.
— Хрон знает что, — рассердился Акира. — Ладно, пока идем как шли, но приглядывать за ним надо.
— Брат! — Аме вдруг застыл на месте, почти умоляюще посмотрел на Акиру. — Вдруг...
— Закрой рот и не болтай ерунды, - Светлый Капитан всерьез разозлился.
Потому и чувствовал себя скованно Акира при виде воронов. Потому что знал, что один из них может оказаться ею. И это было выше его сил, - знать, что она теперь одна из безликой стаи. Акира всей душой не хотел в это верить.
Но верил.
— Почему? — чуть ли не закричал Аме. — Почему?
И тут ударила молния.
Совсем рядом.

***
​

Акира вел остров, не отрывая взгляда от монитора. Он был рассержен на ворона, на брата и на грозу, и особенно на себя — нужно было слушаться голоса интуиции, когда что-то подсказывало ему изменить траекторию. Он не изменил, - а вот гроза наоборот.
— Проклятье, — прошипел он сквозь зубы.
Остров шатало под ветром, но в целом он держался.
Ворон все еще неподвижно сидел на громоотводе.
— А вперехлест же тебя растудыть... — в сердцах выругался мальчик подслушанным у старших капитанов ругательством. Ворон мешал сосредоточиться.
— Аме, показатели.
— Сто три на десять.
Слишком высоко. Монолит может не выдержать. Снижаться до моря? Опять?
Нет, — Акира помотал головой. Проскочим.
Но надо согнать ворона с громоотвода.
— Аме, давай сюда.
Младший брат выскочил из отсека, перепугано глядя на старшего.
— Держи штурвал. Удержишь?
Тот все еще испуганно кивнул.
— Я наружу.
—Куда?! - не поверил своим ушам Аме.
— Держи штурвал, короче, Дождевой Капитан.
Аме во все глаза смотрел на брата. Но, спустя мгновение, спохватился и прыгнул в кресло капитана, вцепившись в штурвал обеими руками.
Акира выскочил из кабины, автоматическим движением пристегнул трос к поясу, - и только снаружи понял, как на самом деле шумит дождь и ветер. В секунду мальчик промок до нитки, но, прикрываясь рукой от воды, которую ветер швырял ему в лицо, двинулся к длинному громоотводу. Ворон развернулся и теперь смотрел на него, не двигаясь. Ему, похоже, ветер совсем не мешал.
— Пошел отсюда! - заорал Акира во всю мощь, на которую был способен.
Это, похоже, помешало ворону еще меньше, чем ветер.
Выругавшись, Акира полез к громоотводу, понимая, что действует невероятно глупо. Но он должен был согнать ворона, - почему-то он сейчас не видел перед собой задачи важнее. Он коснулся металлического громоотвода, - и ворон тут же взлетел, не как обычно, размахивая крыльями, а сходу, резко вверх.
И на мгновение Акира оглох и ослеп.
Ударила молния.
Сначала он обрадовался — успел! Потом, когда зрение немного вернулось, то он сообразил, что обеими руками держится за металл громоотвода. Акира запоздало испугался, понимая, что уже должен был умереть, и от ужаса распахнул глаза широко, закрываясь от дождя. И сквозь пелену увидел, что ворон, сорвавшийся с острова за секунду до удара, падает вниз, безвольно раскинув крылья.
Молния попала в него.
Акира остобенело смотрел на то, как падает в воду погибшая птица. Нужно было возвращаться в кабину, но он не находил сил, - только смотрел на последний полет ворона. Вороны всегда знают, куда ударит молния, - это говорил ему Золотой Капитан. Акира задрожал. "Они всегда знают...". И только когда птица совсем исчезла из виду, мальчик спохватился и начал возвращаться назад.
Он закрыл дверь кабины, мокрый с ног до головы, и задрожал, понимая, что находился на волосок от смерти. Ворон спас его... но зачем он сидел на громоотводе?
— Брат? — голос Аме заставил Акиру вздрогнуть. — Ты как?
— В порядке, — автоматически ответил Акира. — Я должен... сейчас, секунду.
Он пошел в отсек управления, оставив Аме за штурвалом. Спустился вниз по лестнице, зажег свет, осмотрелся. И в полный голос выругался — младший забыл опустить изоляционную переборку. Если бы молния попала в громоотвод, остров бы остался без монолита. И летел бы вниз быстрее, чем ворон...
Ворон.
Акира опустил переборку, закрепил.
— Спасибо... мама, — шепнул он.
И расплакался, упав в кресло механик-оператора.

***
​

Порт гремит, шумит, ругается, смеется и ревет. Никому нет дела до двух детишек, лишь немногие удивленно косятся на значок капитана на том, который постарше.
— Погадать вам, ребятки? Даром.
— Бабушка, а скажи, стану я капитаном? Стану?
— Как же, станешь. Сначала переборки опускать научись, когда громоотвод выводишь.
— Брат!
— Ладно, не хнычь. И мне погадайте тогда.
— Давайте руки. Хм... Линия жизни твоя, сынок, рвется во-от здесь, видишь? А теперь вот новая проступает с этого места, совсем пока еще робкая, непонятная. И у брата твоего тоже вот тут. Так что ничего про будущее ваше сказать пока не могу. Знать, обманули вы судьбу.
— Да? А как, а...
— Тихо, Аме. Тогда одно только скажи, бабушка.
Акира на время замолчал, глядя куда-то в море. Старушка-гадалка терпеливо ждала его вопроса.
— Скажи... Куда после смерти попадают вороны?