Безупречный — порой даже слишком — фильм про девушку-чудовище
Пара женатых друг на друге вундеркиндов от генной инженерии (Броди и Полли), по беспечности завалив презентацию одного многомиллионного проекта (результаты эксперимента, вместо того чтоб спариться, сжирают друг друга на глазах обалдевших акционеров), тотчас же начинают другой: плюют на пару этических норм и создают в пробирке нечто по кличке Дрен. Существо, изначально некрупное, быстренько вырастает сперва в лысого ребенка на курьих ножках (Чу), потом — в крепкую привлекательную девицу с зубами, хвостом и гормональным фоном как у восьмиклассницы (Шанеак). Дальше суррогатным родителям (довольно неразумным во всем, что не касается хромосом) предстоит скоростная экскурсия по всем базовым формам семейной психопатологии: от относительно невинного альянса дочки и матери против отца до инцестуального любовного треугольника, усугубленного наличием у девицы здоровенного жала — кажется, ядовитого.
Неприкаянный канадский фантаст Натали («Куб», «Кодер»), как все стоящие авторы, сам кузнец своего несчастья. Откажись он от несолидных сюжетов про пришельцев, промывку мозгов и прочую дичь из пробирки — получал бы призы в Каннах; сделай лицо попроще — собирал бы нормальную кассу. А так его остроумные, элегантные, чуть надменные и одновременно пронзительные фильмы появляются на свет раз в пятилетку и аккуратно пролетают мимо более-менее любой аудитории: интеллектуалов смущают хвост и жало, всех остальных — все остальное. «Химера», добравшаяся до экранов лишь потому, что за нее вовремя поручился Гильермо дель Торо, перед выпуском перемонтированная американским прокатчиком, в пересказе выглядит типичной белибердой для ночного эфира канала «Настоящий мистический», но сделана с таким блеском, на который способна лишь горстка снимающих сегодня. Для очистки совести можно, наверное, сказать, что это
кино про искусство (тут и муки творчества, и этические дилеммы, и инвесторы, бубнящие, что всю эту красоту хрен монетизируешь) или про мутацию человеческих отношений (интересные физиологические новшества, постоянно возникающие у героини, — понятная метафора тех сюрпризов, которые преподносит, например,
любовь в развитии). Но, как когда-то Кроненберг с его ранними патологическими трэш-поэмами, Натали так хорошо умеет придать изначально бесплотным понятиям плотную физиологическую форму, что возвращать им умозрительность путем расшифровок кажется преступлением. Трактовать то, что он снял, можно сколько угодно, но в сто раз приятней просто смотреть — как изящно человек перегибает палку именно там, где этого не ждешь, как вальсирует между грубоватыми жанровыми условностями (скажем, наблюдать новую форму жизни ученые решают у себя на даче) и эффектными парадоксами стриндберговского толка (в качестве чудовищ по очереди выступают все основные герои, причем та, что с хвостом, — последней). Как пугает смешным и умиляется страшному. Как до последнего сохраняет серьезное лицо и соскакивает в откровенную комедию не раньше, чем ползала хором крикнет: «Да он же больной!» Все это, конечно же,
игра в бисер — праздное, несерьезное занятие; недоумение в зале вполне законно — не будь его, значит, не все получилось. Но хочется верить, что пара неглупых, но свободных от интеллектуальных предрассудков культурологов из открытого космоса сейчас отметят в своих блокнотах, что так и так, в 2009 году на планете Земля было сделано в общей сложности два правда занятных фильма про межчеловеческие отношения — «Антихрист» фон Триера и вот этот.
