Стихотворение, которое запало вам в сердце.

С. Галкина

Сердце болит от непролитых слёз,
Руки искусаны – вдоль, поперёк...
Вот она – смерть! Как писали – всерьёз!
Ужасом бьёт. Этот ужас жесток.

Липкий, тягучий, на стёклах, в груди.
Нечем дышать – горло давит виной.
Что ты, проклятая, хочешь? Уйди!
Только не нас! Не за ней, не за мной!

Даже не ужас мой главный палач,
Нет, не его я боюсь, не его.

Сдавленный
тихий
мучительный
плач –

это страшней всего.
 
Шарль Бодлер - Падаль

Вы помните ли то, что видели мы летом?
Мой ангел, помните ли вы
Ту лошадь дохлую под ярким белым светом,
Среди рыжеющей травы?
Полуистлевшая, она, раскинув ноги,
Подобно девке площадной,
Бесстыдно, брюхом вверх лежала у дороги,
Зловонный выделяя гной.
И солнце эту гниль палило с небосвода,
Чтобы останки сжечь дотла,
Чтоб слитое в одном великая Природа
Разъединенным приняла.
И в небо щерились уже куски скелета,
Большим подобные цветам.
От смрада на лугу, в душистом зное лета,
Едва не стало дурно вам.
Спеша на пиршество, жужжащей тучей мухи
Над мерзкой грудою вились,
И черви ползали и копошились в брюхе,
Как черная густая слизь.
Все это двигалось, вздымалось и блестело,
Как будто, вдруг оживлено,
Росло и множилось чудовищное тело,
Дыханья смутного полно.
И этот мир струил таинственные звуки,
Как ветер, как бегущий вал,
Как будто сеятель, подъемля плавно руки,
Над нивой зерна развевал.
То зыбкий хаос был, лишенный форм и линий,
Как первый очерк, как пятно,
Где взор художника провидит стан богини,
Готовый лечь на полотно.
Из-за куста на нас, худая, вся в коросте,
Косила сука злой зрачок,
И выжидала миг, чтоб отхватить от кости
И лакомый сожрать кусок.
Но вспомните: и вы, заразу источая,
Вы трупом ляжете гнилым,
Вы, солнце глаз моих, звезда моя живая,
Вы, лучезарный серафим.
И вас, красавица, и вас коснется тленье,
И вы сгниете до костей,
Одетая в цветы под скорбные моленья,
Добыча гробовых гостей.
Скажите же червям, когда начнут, целуя,
Вас пожирать во тьме сырой,
Что тленной красоты - навеки сберегу я
И форму, и бессмертный строй.
 
С. Платт - Восстающая из мертвых

Мне опять удалось.
Так со мною случается раз
В десять лет.
Я опять поднялась,
Прожжена насквозь
Нацистским прожектором, я, скелет.
Как волос, тонка
Лица без черт
Библейская ткань.
Сорви обертку
С меня, мой враг. -
Ты ведь любишь мрак? -
Нос, дыры глаз, полный рот зубов?
Жалкий покров
Жизни моей.
Скоро из дому я уйду
В дом охотницы на еду,
Любящей лопать плоть.
Я - с улыбкою. Я - живучей
Кошки, которая Неминучей
Девять раз избегает. Мне
Тридцать. Это мой Номер Третий.
Что за причуда такая - не
Уцелевать раз в десятилетье?
Миллионы моих волокон.
Толпы выплюнувшихся из окон -
Поглазеть, как они меня
Развинтили и разрывают.
Это, знаете ли, стриптиз -
Оголительней не бывает.
Это, знаете ли, нога.
Это, знаете ли, запястье.
Разобрали меня на части.
Ну и что же, ведь я все та же.
Десять было мне в первый раз -
Вдруг, внезапно, врасплох застало.
Во второй раз я поклялась
Там остаться, куда попала.
Раковиной на самом дне
Я замкнулась и замолчала.
Долго плыть им пришлось ко мне
С гроздьями червивых жемчужин.
Умирание есть талант.
Таковой во мне обнаружен.
Таковой мне от бога дан.
Умираю весьма умело.
Умираю осатанело.
Без притворства и без предела
Умираю, как дважды два.
Умираю, а все жива.
Умираю - и возвращаюсь:
Театрально нарядный день,
Те же лица вокруг, вещицы
И восторги (родная сень):
"Чудо! Из мертвых воскресла девица!"
Этот крик меня валит с ног.
Вот цена, вот моя расплата -
Раны трогала я свои,
Сердце слушала -
Вот расплата.
Вот цена, вот расплата за
Искру крови в малейшем слове,
Дружелюбья кратчайший знак,
Прядку, павшую мне на брови,
Вот так, господин доктор.
Вот так, герр враг.
Я ваше творенье,
Ваше дитя
Из чистого золота.
В вопль переплавлено и перемолото,
Горю и дурю,
Но я разгадала ваш главный замысел.
В золе, в золе
Вы шуруете и воруете,
Чтобы не стало людей на земле -
Только груды пепла,
Золотые кольца,
Золотые зубы.
Господь Бог, господин Люцифер!
Мир пуст и сер.
Будь милосерд!
Из пепла восстану рыжей,
Людей глотая, как воздух.
 
Автора, увы, не помню...

Из рук ты волка угощала.
Он привыкал к рукам твоим,
Непросто было по началу
Понять друг друга вам двоим.
Ты день за днем, за словом слово,
Вела уроки доброты,
Стал понимать он смысл особый
Во всем, чего касалась ты.
Из рук твоих, по доброй воле,
Поймать мог розу на лету,
Чтоб захмелеть от вкуса крови
В исколотом шипами рту.
А ты ему трепала холку
И зарывалась в шерсть лицом.
Ты знала главное - что волку
Не стать вовек домашним псом.
ты привыкала к мукам боли,
Что расставание сулит.
Ведь волк - он твой, пока на воле,
На цепь посадишь - загрустит.
Натянет цепь, на зуб проверит,
И полоснет по сердцу вой.
Переменившись, он изменит:
Как будто здесь, но не с тобой.
Пусть лучше он в лесу холодном,
Один, не жалуясь судьбе,
Голодный, верный и СВОБОДНЫЙ,
Поет и плачет о тебе!
 
Silentium! (Тютчев)

Молчи, скрывайся и таи
И чувства, и мечты свои —
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи, —
Любуйся ими — и молчи.

Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, —
Питайся ими — и молчи.

Лишь жить в себе самом умей —
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, —
Внимай их пенью — и молчи!..
 
Не помню когда начали показывать симпсонов, лет пять назад вроде. В первом сезоне, самом первом хелоуине было прочитано стихотворение "Ворон", которое мне сразу частично запомнилось. Вот его полный вариант:

Эдгар Аллан По
Ворон
Перевод Дм. Мережковского

Погруженный в скорбь немую и усталый, в ночь глухую,
Раз, когда поник в дремоте я над книгой одного
Из забытых миром знаний, книгой полной обаяний, -
Стук донесся, стук нежданный в двери дома моего:
"Это путник постучался в двери дома моего,
Только путник - больше ничего".

В декабре - я помню – было это полночью унылой.
В очаге под пеплом угли разгорались иногда.
Груды книг не утоляли ни на миг моей печали -
Об утраченной Леноре, той, чье имя навсегда -
В сонме ангелов - Ленора, той, чье имя навсегда
В этом мире стерлось - без следа.

От дыханья ночи бурной занавески шелк пурпурный
Шелестел, и непонятный страх рождался от всего.
Думал, сердце успокою, все еще твердил порою:
"Это гость стучится робко в двери дома моего,
Запоздалый гость стучится в двери дома моего,
Только гость - и больше ничего!"

И когда преодолело сердце страх, я молвил смело:
"Вы простите мне, обидеть не хотел я никого;
Я на миг уснул тревожно: слишком тихо, осторожно, -
Слишком тихо вы стучались в двери дома моего..."
И открыл тогда я настежь двери дома моего -
Мрак ночной, - и больше ничего.

Все, что дух мой волновало, все, что снилось и смущало,
До сих пор не посещало в этом мире никого.
И ни голоса, ни знака - из таинственного мрака...
Вдруг "Ленора!" прозвучало близ жилища моего...
Сам шепнул я это имя, и проснулось от него
Только эхо - больше ничего.

Но душа моя горела, притворил я дверь несмело.
Стук опять раздался громче; я подумал: "Ничего,
Это стук в окне случайный, никакой здесь нету тайны:
Посмотрю и успокою трепет сердца моего,
Успокою на мгновенье трепет сердца моего.
Это ветер, - больше ничего".

Я открыл окно, и странный гость полночный, гость нежданный,
Ворон царственный влетает; я привета от него
Не дождался. Но отважно, - как хозяин, гордо, важно
Полетел он прямо к двери, к двери дома моего,
И вспорхнул на бюст Паллады, сел так тихо на него,
Тихо сел, - и больше ничего.

Как ни грустно, как ни больно, - улыбнулся я невольно
И сказал: "Твое коварство победим мы без труда,
Но тебя, мой гость зловещий, Ворон древний. Ворон вещий,
К нам с пределов вечной ночи, прилетающий сюда,
Как зовут в стране, откуда прилетаешь ты сюда?"
И ответил Ворон: "Никогда".

Говорит так ясно птица, не могу я надивиться.
Но казалось, что надежда ей навек была чужда.
Тот не жди себе отрады, в чьем дому на бюст Паллады
Сядет Ворон над дверями; от несчастья никуда, -
Тот, кто Ворона увидел, - не спасется никуда,
Ворона, чье имя: "Никогда".

Говорил он это слово так печально, так сурово,
Что, казалось, в нем всю душу изливал; и вот, когда
Недвижим на изваянье он сидел в немом молчанье,
Я шепнул: "Как счастье, дружба улетели навсегда,
Улетит и эта птица завтра утром навсегда".
И ответил Ворон: "Никогда".

И сказал я, вздрогнув снова: "Верно молвить это слово
Научил его хозяин в дни тяжелые, когда
Он преследуем был Роком, и в несчастье одиноком,
Вместо песни лебединой, в эти долгие года
Для него был стон единый в эти грустные года -
никогда!"

Так я думал и невольно улыбнулся, как ни больно.
Повернул тихонько кресло к бюсту бледному, туда,
Где был Ворон, погрузился в бархат кресел и забылся...
"Страшный Ворон, мой ужасный гость, - подумал я тогда -
Страшный, древний Ворон, горе возвещающий всегда,
Что же значит крик твой: "Никогда"?

Угадать стараюсь тщетно; смотрит Ворон безответно.
Свой горящий взор мне в сердце заронил он навсегда.
И в раздумье над загадкой, я поник в дремоте сладкой
Головой на бархат, лампой озаренный. Никогда
На лиловый бархат кресел, как в счастливые года,
Ей уж не склоняться - никогда!

И казалось мне: струило дым незримое кадило,
Прилетели Серафимы, шелестели иногда
Их шаги, как дуновенье: "Это Бог мне шлет забвенье!
Пей же сладкое забвенье, пей, чтоб в сердце навсегда
Об утраченной Леноре стерлась память - навсегда!..
И сказал мне Ворон: "Никогда".

"Я молю, пророк зловещий, птица ты иль демон вещий,
Злой ли Дух тебя из Ночи, или вихрь занес сюда
Из пустыни мертвой, вечной, безнадежной, бесконечной, -
Будет ли, молю, скажи мне, будет ли хоть там, куда
Снизойдем мы после смерти, - сердцу отдых навсегда?"
И ответил Ворон: "Никогда".

"Я молю, пророк зловещий, птица ты иль демон вещий,
Заклинаю небом. Богом, отвечай, в тот день, когда
Я Эдем увижу дальней, обниму ль душой печальной
Душу светлую Леноры, той, чье имя навсегда
В сонме ангелов - Ленора, лучезарной навсегда?"
И ответил Ворон: "Никогда".

"Прочь! - воскликнул я, вставая, демон ты иль птица злая.
Прочь! - вернись в пределы Ночи, чтобы больше никогда
Ни одно из перьев черных, не напомнило позорных,
Лживых слов твоих! Оставь же бюст Паллады навсегда,
Из души моей твой образ я исторгну навсегда!"
И ответил Ворон: "Никогда".

И сидит, сидит с тех пор он там, над дверью черный Ворон,
С бюста бледного Паллады не исчезнет никуда.
У него такие очи, как у Злого Духа ночи,
Сном объятого; и лампа тень бросает. Навсегда
К этой тени черной птицы пригвожденный навсегда, -
Не воспрянет дух мой - никогда!

(1890)
 
Последнее редактирование:
Не хулил меня, не славил,
Как друзья и как враги.
Только душу мне оставил
И сказал: побереги.

И одно меня тревожит:
Если он теперь умрет,
Ведь ко мне Архангел Божий
За душой его придет.

Как тогда ее я спрячу,
Как от Бога утаю?
Та, что так поет и плачет,
Быть должна в Его раю.
1915
А. Ахматова
 
Чугунная ограда,
Сосновая кровать.
Как сладко, что не надо
Мне больше ревновать.

Постель мне стелют эту
С рыданьем и мольбой;
Теперь гуляй по свету
Где хочешь. Бог с тобой!

Теперь твой слух не ранит
Неистовая речь,
Теперь никто не станет
Свечу до утра жечь.

Добились мы покою
И непорочных дней...
Ты плачешь – я не стою
Одной слезы твоей.
1921
А. Ахматова
 
Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры,
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры!

Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,
У того исчез навеки безмятежный свет очей,
Духи ада любят слушать эти царственные звуки,
Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.

Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,
Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,
И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,
И когда пылает запад и когда горит восток.

Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье,
И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, —
Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленьи
В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.

Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело,
В очи глянет запоздалый, но властительный испуг.
И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело,
И невеста зарыдает, и задумается друг.

Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!
Но я вижу — ты смеешься, эти взоры — два луча.
На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ
И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!

Н. Гумилев
 
Ну... *сделала грустно-покаянную морду*. С парочкой - проблемно, я не дома, а Асадов - дома. Могу только кинуть отрывок одного из стихов, который наизусть помню:

Я могу тебя очень ждать,
Долго-долго и верно-верно,
И ночами могу не спать
Год, и два, и всю жизнь, наверно!


Пусть листочки календаря
Облетят, как листва у сада,
Только знать бы, что все не зря,
Что тебе это вправду надо!(c)
 
Нус... начнем с того, что я сам романтик:blush2:
Да - да)) Я млею на уроках литературы и русского... Но читать не люблю. Может это школа отгоняет... Но нашел тут стихотворение... НЕ МОЁ!!! Но очень хорошо отображает чувства к одному человечку.:heart:

Луной наполняя ночь,
Я сдерну вуаль с тебя.
Безумных желаний дочь,
Родная сестра огня.
О, как восхитительна ты
В рассвете сверканья свечи.
Когда заполняю тебя-
Крик не скрывай, кричи.
О, эта влекущая тьма
У истоков прекрасных ног.
Искушает и манит меня,
Пробуждая желаний поток.
 
Я пью за разоренный дом,
За злую жизнь мою,
За одиночество вдвоем,
И за тебя я пью, -
За ложь меня предавших губ,
За мертвый холод глаз,
За то, что мир жесток и груб,
За то, что Бог не спас.
------------------------
Один идет прямым путем,
Другой идет по кругу
И ждет возврата в отчий дом,
Ждет прежнюю подругу.
А я иду (за мной беда)
Не прямо и не косо.
А в никуда и в никогда,
Как поезда с откоса.
-----------------------
И сердце то уже не отзовется
На голос мой, ликуя и скорбя.
Все кончено… И песнь моя несется
В пустую ночь, где больше нет тебя.

А. Ахматова
 
Океан косматый и сонный,
Отыскав надежный упор,
Тупо терся губой зеленой
О подножие Лунных Гор.
И над ним стеною отвесной
Разбежалась и замерла,
Упираясь в купол небесный,
Аметистовая скала.
До глубин ночами и днями
Аметист светился и цвел
Многоцветными огоньками,
Точно роем веселых пчел.
Потому что снова там кольца,
Вековой досыпая сон,
Старше вод и светлее солнца,
Золоточешуйный дракон.
И подобной чаши священной
Для вина первозданных сил
Не носило тело вселенной,
И Творец в мечтах не носил.
 
В. Высоцкий

Словно бритва, рассвет полоснул по глазам,
Отворились курки, как волшебный сезам,
Появились стрелки, на помине легки,-
И взлетели стрекозы с протухшей реки,
И потеха пошла - в две руки, в две руки!

Вы легли на живот и убрали клыки.
Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки,
Чуял волчие ямы подушками лап;
Тот, кого даже пуля догнать не могла б,-
Тоже в страхе взопрел и прилег - и ослаб.

Чтобы жизнь улыбалась волкам - не слыхал,-
Зря мы любим ее, однолюбы.
Вот у смерти - красивый широкий оскал
И здоровые, крепкие зубы.

Улыбнемся же волчей ухмылкой врагу -
Псам еще не намылены холки!
Но - на татуированном кровью снегу
Наша роспись: мы больше не волки!

Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав,
К небесам удивленные морды задрав:
Либо с неба возмездье на нас пролилось,
Либо света конец - и в мозгах перекос,-
Только били нас в рост из железных стрекоз.

Кровью вымокли мы под свинцовым дождем -
И смирились, решив: все равно не уйдем!
Животами горячими плавили снег.
Эту бойню затеял не Бог - человек:
Улетающим - влет, убегающим - в бег...

Свора псов, ты со стаей моей не вяжись,
В равной сваре - за нами удача.
Волки мы - хороша наша волчая жизнь,
Вы собаки - и смерть вам собачья!

Улыбнемся же волчей ухмылкой врагу,
Чтобы в корне пресечь кривотолки.
Но - на татуированном кровью снегу
Наша роспись: мы больше не волки!

К лесу - там хоть немногих из вас сберегу!
К лесу, волки,- труднее убить на бегу!
Уносите же ноги, спасайте щенков!
Я мечусь на глазах полупьяных стрелков
И скликаю заблудшие души волков.

Те, кто жив, затаились на том берегу.
Что могу я один? Ничего не могу!
Отказали глаза, притупилось чутье...
Где вы, волки, былое лесное зверье,
Где же ты, желтоглазое племя мое?!

...Я живу, но теперь окружают меня
Звери, волчих не знавшие кличей,-
Это псы, отдаленная наша родня,
Мы их раньше считали добычей.

Улыбаюсь я волчей ухмылкой врагу,
Обнажаю гнилые осколки.
Но - на татуированном кровью снегу
Наша роспись: мы больше не волки!
 
Он придет, мой противник неведомый,
Взвоет яростный рог в тишине,
И швырнет, упоенный победами,
Он перчатку кровавую мне.
Тьма вздохнет пламенеющей бездною –
Сердце дрогнет в щемящей тоске –
Но приму я перчатку железную
И надену свой черный доспех.
На каком-то откосе мы встретимся
В желтом сумраке знойных ночей,
Разгорится под траурным месяцем
Обнаженное пламя мечей.
Разобьются щиты с тяжким грохотом
Разлетятся осколки копья,-
И безрадостным, каменным хохотом
Обозначится гибель моя…

(с) Мандельштам
 
Король Лич

Сын мой, в день, когда ты родился,
Сами леса Лордэрона прошептали это имя…


Его лик изо льда выкован,
Его взгляд как дыханье зимы,
Его имя – преданье забытое,
Страница из книг старины.
Его губы – уста замерзшие,
Его голос- лавина с гор,
Его волосы льдом запорошены,
Его стан по-холодному твёрд.
Он один посреди инея,
А под ним – его хладный трон…
И душа ото льда синяя,
А рука сжимает Фрост Морн.
Воздает ему нежить почести,
Сторонится его человек.
Все живое давно в нем кончилось,
И его бесконечен век…
Был когда-то красивым юношей,
И стремился добро творить,
Кто же знал, что в далеком будущем
С мерзлой тьмою он станет жить.
Он забыл и свою любимую,
И седого отца-старика.
Свою родину, в сердце хранимую,
Разменял он на льды и снега…
Его участь до слёз печальная,
Хоть с Нер’Зулом сейчас един,
Погребенный в безмолвье отчаяния…
Артас умер, пришел Лич Кинг…

Eminemka , 27.12.09
http://forum.kwinta.net
 
Назад
Сверху