Кенсли
Посетитель
Производство: Япония
Жанр: Приключение, фэнтези
Тип: короткометражный фильм
Режиссёр: Асино Ёсихару
Сайт:
Это совместный анимационный проект японской Studio 4°C и российских авторов, фэнтези на тему Великой отечественной войны, в рамках которого создан видеоклип и планируется выпуск полнометражного фильма. Конечно многих поклонников Анимэ смущает то, что соундтрек принадлежит Лигалайзу , однако не стоит судить по этому фильм. Вот вам более полная информация, которую мне удалось отыскать на страницах Интернета.
Первая премьера фильма состоиться на Каннский кинофестиваль. Как правило там кинопримьеры долго не задерживаються и сразу окутываю европу.
Почему российские сценаристы решили раскрыть тему Второй Мировой войны в стиле фэнтези, аниме?
Вот небольшая история создания фильма.
Михаил Шприц и его соавтор несколько лет ухаживали за неприступными японскими аниматорами, прежде чем те поверили, что явившиеся с того света пионеры-герои вполне могут стать персонажами фантастического аниме. Премьера мультфильма «Первый отряд» обещана в Японии и России уже в этом году. Но если японские зрители готовы воспринять иноземных призраков в красных галстуках просто как сказочных героев, реакция отечественной публики менее предсказуема. Авторов «Первого отряда» с равным успехом могут счесть патриотами-культуртрегерами или обвинить в посягательстве на святыни
Михаил Шприц
Мелькают мультипликационные кадры: фашистские самолеты, дымящиеся развалины, летящие с неба бомбы, рыдающая над трупом старушка, разбухающая на весь экран свастика, наплывающие на нее серп и молот, советский танк, Красная площадь, <nobr>чей-то</nobr> глаз, сощуренный и недобрый… За кадром — бодренький <nobr>трип-хоп</nobr>, затем вступает проникновенный, <nobr>по-советски</nobr> медлительный баритон: «Говорит Москва. Сводка главного командования Красной армии…» Баритон тонет в задорном гудении пионерского горна. А вот и пионеры выстроились на утренней линейке. У девочки, что стоит впереди, тонкие <nobr>ноги-тростинки</nobr>, курносый кукольный нос, круглое невинное личико и огромные, в пол круглого личика, глаза. Такая органично смотрелась <nobr>бы в каком-нибудь</nobr> мультфильме Миядзаки, среди японских призраков, говорящих котов и ведьм, да только кто ее пустит к японским ведьмам, <nobr>в пионерском-то</nobr> галстуке.
«1942 год. Россия — единственная страна, которой удается противостоять нашествию нацистских захватчиков. Параллельно с боевыми действиями между регулярными армиями разворачивается скрытая от непосвященных жестокая война двух секретных оккультных служб, двух специальных военных ведомств: немецкого “Аненербе” и русского 6−го отдела военной разведки. На вооружении этих подразделений не танки и самолеты, а законы магии и волшебства. Древнее заклинание позволяет магам “Аненербе” вызвать из царства мертвых дух великого магистра ордена Меча крестоносца барона фон Вольфа, павшего 700 лет назад в ходе Ледового побоища. Фон Вольф соглашается принять участие в войне за мировое господство на стороне Третьего рейха. Начальник 6−го отдела военной разведки генерал Белов решает подключить к операции по противодействию одного из своих самых одаренных агентов — 14−летнюю девочку Надю. Под знамена барона собирается армия демонов — злобных обитателей загробного мира. Надя решает вызвать из потустороннего мира своих погибших друзей <nobr>— пионеров-героев</nobr>, казненных фашистами в самом начале войны…»
Кадры — из трейлера <nobr>к русско-японскому</nobr> <nobr>мультику-аниме</nobr> «Первый отряд». Текст — фрагмент из рекламного буклета к нему же. Продукцию, анонсирующую восстание <nobr>пионеров-героев</nobr> из мертвых, следует воспринимать только и именно в этом порядке: сначала «картинку» — красивую, стильную, не отвести глаз — и только потом сопроводительный текст: после блестящего ролика он не покажется таким уж нечеловеческим бредом.
«Первый отряд», мультфильм про Великую Отечественную <nobr>и пионеров-героев</nobr>, придуманный и спродюсированный двумя русскими и нарисованный сотней японцев на токийской анимационной Studio 4°C, обещает стать самым красивым, интересным и неоднозначным проектом наступившего года.
Эскизы к мультфильму «Первый отряд» не сразу получились такими: японские художники поначалу плохо себе представляли, как выглядит русский лес, русский ребенок и русский солдат
— Белым они не доверяют. А мы для них белые. Не русские, а просто белые, гайдзины. Русские у них вообще не регистрируются. Чтобы понять разницу между русским и немцем, японцу нужно иметь высшее образование. А лучше даже два… Хорошее саке в Японии, кстати, не греют, — белый человек Миша с простой гайдзинской фамилией Шприц придирчиво ощупывает маленький стаканчик с дорогой рисовой водкой, опрометчиво разогретой сотрудниками японского ресторана в центре Москвы почти до точки кипения, и выпивает залпом. — Греют только дешевое саке. Так вот, японцы — они дико провинциальны и консервативны. Из глубочайшего средневековья японское экономическое чудо катапультировало этот народ в самый эпицентр современности, но аграрное сознание никуда ведь не делось. А то, чего крестьянин не знает, он, как известно, не ест. Так что своим они доверяют, а чужаков опасаются. Что уж говорить о японских аниматорах, работающих в своем, специфическом жанре. У нас с соавтором годы ушли на то, чтобы убедить их, что мы вменяемы и с нами можно иметь дело. В Японии есть семь ведущих студий анимации — наряду с сотнями других, второсортных. Мы отправили наши наброски и сценарий на все семь. Большинство нас просто проигнорировало. А глава одной студии, которую <nobr>мы по-прежнему</nobr> высоко оцениваем, откликнулся так: «Dear Misha san and Alyosha san. We do not this project». Глагол отсутствовал… Мне, пожалуйста, хоттате яки и сашими с тунцом.
Авторы сценария «Первого отряда» Миша <nobr>Шприц-сан</nobr> и Алеша <nobr>Климов-сан</nobr> учились в московской школе, а высшее — художественное — образование в начале 90−х отправились получать в Европу. <nobr>Алеша-сан</nobr> осел в Германии, Миша же сан, поучившись архитектуре в Вене и окончив Мюнхенскую академию художеств, уехал в США, где занялся новаторской по тем временам «информационной архитектурой» (грубо говоря, компьютерным дизайном и разработкой сложных интерфейсов), обзавелся всеми необходимыми <nobr>— дом-подруга-машина-собака-американский</nobr> <nobr>паспорт-высокая</nobr> зарплата — атрибутами счастливой <nobr>нью-йоркской</nobr> жизни, но в 2004−м все бросил, вернулся в Москву и принялся искать деньги на осуществление <nobr>их с Лешей-саном</nobr> безумной затеи под названием «Первый отряд». И нашел. Имя доброго <nobr>самаритянина-спонсора</nobr> не называется, но доброты его оказалось достаточно, чтобы освоить одну из крупнейших японских анимационных студий, создать полнометражное аниме высшего качества и теперь готовить одновременный его выход на экраны в России и Японии.
— Японский режиссер аниме — это царь и бог, его приказы не обсуждаются. А форма аниме — абсолютный божественный канон. Так что наши попытки — как сценаристов и продюсеров <nobr>— как-то</nobr> корректировать работу режиссера на студии «Четыре градуса», с которой мы в итоге договорились, вызывали полнейшее недоумение. Три режиссера сменились на проекте, прежде чем мы встретили Ёсихару Асино, который оказался открыт к нашим предложениям и замечаниям.
— А какие у вас были замечания? «Нарисуйте пионерам глаза поменьше»?
— Да, было и такое. Или вот еще — манпу. Это такой терминус текникус: когда в аниме и комиксах манга <nobr>какие-то</nobr> чувства начинают вдруг очень схематично отображаться на лице персонажа. То есть внезапно глаза у него становятся совершенно круглыми, все лицо искажается — хотя до этого он был нарисован вполне реалистично. Это символизирует некую травматическую ситуацию, в которую попал персонаж, сильные эмоции.
— Какие эмоции? Страх?
— Чаще стыд. Потеря лица пугает японца больше всего, поэтому она должна быть отражена в очень драматическом ключе. Нам пришлось буквально покадрово вычищать манпу из визуального ряда. Для японского зрителя такой уровень условности вполне привычен — западный же зритель, в частности русский, абсолютно к нему не готов.
— К чему он еще не готов?
— Например, к вежливости. Японцы на этом помешаны. Если у нас есть сцена, в которой мальчик дарит девочке подарок, они автоматом вставляют в мультфильм длинную церемонную благодарственную речь, которую она произносит в ответ. Мы никак не могли убедить их, что у нас 14−летние подростки так себя не ведут… Кроме того, <nobr>ни Ёсихару-сан</nobr>, ни его предшественники вообще никакого представления не имели о том, как здесь все выглядит. Мы им слали целые тома детальных спецификаций: под каким углом торчат в русской деревне фонарные столбы, какой процент деревенской улицы занят лужами, спецификации на ворону, спецификации на березу — и все равно они рисовали в лучшем случае деревню американских колонистов. Мы объясняли им, что заборы должны быть кособокими — они в ответ удивлялись: «Почему бы не сделать доски параллельно, как это бывает в жизни?»
— И как же вы в итоге решили эту проблему?
— В итоге <nobr>Асино-сан</nobr> приехал в Россию, чтобы взглянуть на натуру. Ему под пятьдесят, он маститый режиссер, но это был первый в его жизни визит в неазиатскую страну. Под чудовищно низким декабрьским небом мы поехали на натурные съемки в Абрамцево. <nobr>А Асино-сан</nobr> <nobr>— он вообще-то</nobr> фанат <nobr>хеви-металла</nobr>, весь такой волосатый, на пальцах перстни с черепами и прочее — как раз фотографировал деревенский дом, когда из предзакатной мглы материализовалась старуха в резиновых сапогах и косынке, вытащила из кармана мобильник и стала звонить в милицию: мол, шатаются тута всякие. В общем, мы подумали, что местная ментовка <nobr>Асино-сан</nobr> для понимания русских реалий не нужна, и прыгнули обратно в машину. И вот едем мы по Ярославскому шоссе обратно, пробка, московская серость, <nobr>и Асино-сан</nobr> вежливо так говорит: «Извините, пожалуйста, у меня один вопрос. Скажите, а вот когда лето, то, собственно, на деревьях распускаются листья?» Я ему отвечаю: «Да, конечно. Распускаются зеленые листочки. И цветы. Солнце везде. Тепло. Красивые женщины в белых платьях ходят по улицам, а импозантные мужчины говорят им комплименты из окон своих лимузинов». <nobr>Асино-сан</nobr> немного помолчал, а потом говорит: «Понятно. В общем, не распускается ничего». Да, а еще <nobr>Асино-сан</nobr> сохранил пакет <nobr>из-под</nobr> скисшего молока, которое он приобрел в магазине «Азбука вкуса». Как и большинство японцев, он немного фетишист. В Японии совершенно нормально быть поклонником <nobr>какого-нибудь</nobr> баночного супа, к примеру. Даже не поклонником — последователем. То есть читать все статьи про этот суп, смотреть <nobr>веб-сайт</nobr> про него, писать про него в блогах. С социальным статусом такое поведение никак не связано: последователем супа вполне может быть преподаватель университета — дело здесь в синтоистском сознании.
Если рассуждать в таких категориях, художника, сценариста и продюсера Мишу Шприца следует отнести к поклонникам и последователям ластиков. В его московской квартире их несколько десятков — разных форм, цветов и размеров. Есть даже ластик, полностью имитирующий японский бульонный кубик… Ластики занимают пару подвесных полок. Почти все остальные полки в доме заняты книгами и фильмами — исключение составляют полки холодильника: с них Миша Шприц достает и нерешительно предлагает мне к чаю <nobr>каких-то</nobr> скрюченных нездешних тварей, упакованных к пластиковые фастфудовские коробочки.
— Дело в политеизме. Проявление божественности японец может обнаружить везде, — Шприц с сомнением заглядывает в безглазое лицо деликатеса и отправляет его в рот. — Собст*венно, на этот синтоистский подход мы и рассчитывали, когда предлагали японцам сделать мультфильм про советских <nobr>пионеров-героев.</nobr>
— Как синтоизм связан с советскими <nobr>пионерами-героями</nobr>?!
— Очень просто. Каноника как явление сегодня сохранилась только в синтоистской культуре. А до этого существовала еще и в тоталитарном культурном пространстве. Мы с соавтором захотели, чтобы эти две каноники поняли друг друга. История про <nobr>пионера-героя</nobr> может восприниматься — с точки зрения формы — и как канон тоталитарный, и как канон языческий. Ведь идеализация в рамках тоталитарного пространства шла по языческой схеме. Практически каждому явлению мог быть присвоен признак божественного, трансцендентное свойство. <nobr>Пионеры-герои</nobr> — это такие тотемы, божки. Если монотеистическое сознание этически целостно, в монотеистической культуре все исходит из единого источника абсолютного добра, языческое сознание такой целостностью не отличается. Эти божки могут исходить <nobr>из какого-то</nobr> своего добра, и в результате в их системе сдать папу — подвиг, а не предательство…
Кадры из мультфильма «Первый отряд»
Для скрещивания тоталитаризма с синтоизмом, пионеров с языческими божками и выведения межкультурных гибридов Шприц Миша — идеальный селекционер. Он и сам немного гибрид или, что называется, глобал рашн — достаточно новая для России порода человека, ни в одной культуре не укорененного до конца, но слегка укорененного сразу во многих культурах; поверхностно, но широко эрудированного; говорящего на нескольких языках; свободного в своих суждениях и перемещениях по земному шару. Шприц чувствует себя комфортно везде: <nobr>в нью-йоркском</nobr> многотысячном офисе он будет увлеченно придумывать интерфейс для сайта компании Delta Airlines, в австрийском альпийской саду — не менее увлеченно обсуждать творческие планы с соавтором, на токийской анимационной студии — придирчиво измерять размер глаз <nobr>пионеров-героев</nobr>, в холодной московской кухне — вести интеллигентские разговоры о последствиях кризиса, отношениях с Грузией и будущем РФ. Иностранную фамилию он запишет в блокнот латиницей. Зимнюю резину купит на авторынке. В японском ресторане Seiji на Комсомольском проспекте закажет саке и суши, во вьетнамской «Ароматной реке» — блинчики «нем» и водку «Новый рис», <nobr>в «Жан-Жаке»</nobr> на Никитском бульваре — красное сухое и салат «Цезарь», в клубе «Маяк» — виски, в ностальгирующей <nobr>по дачно-советскому</nobr> уюту «Мариванне» — водку с соленьями. И везде будет смотреться вполне органично.
Очевидно, что именно такой глобал рашн лучше, чем просто рашн, сможет эксплуатировать советские мифы, скрещивать их и сталкивать лбами с мифами инородными в общем для всех современных культур пространстве <nobr>поп-культуры</nobr> — четвертом измерении нашей цивилизации. И, как ни пафосно это звучит, «Первый отряд» — это первый опыт такого рода столкновения. Нет, чисто технологически ничего нового Шприц и его соавтор не делают: <nobr>в поп-культурном</nobr> измерении японский самурай давно уже трансформировался в негра с дредами (смотри <nobr>«Собаку-призрака»</nobr> Джима Джармуша), а герои американских комиксов освоили самурайские мечи. Почему бы и пионерке Наде не обзавестись большими глазами и маниакальной японской вежливостью? Собственно, «новое» тут — сама Надя.
С советскими мифологемами уже экспериментировали отечественные авторы, тот же Пепперштейн, но никогда еще они не предлагались в качестве вклада в общую международную <nobr>поп-культурную</nobr> копилку. До сих пор Россия все больше поставляла на Запад мифологемы дореволюционные: князя Мышкина и Анну Каренину, психологизм и страдания. Мифологемы советские оставались невостребованными. Михаил Шприц и Алексей Климов впервые решили пересадить их в чужую почву, сделать элементами чужого массового жанра.
— Обожаю «Мифогенную любовь каст» Пепперштейна, — говорит Шприц. — Но в данном случае Пепперштейн если и повлиял на нас, то косвенно. Он вообще фокусируется на элитарном, «высоком» искусстве. Мы же действуем инструментами популярной культуры.
— А в случае со Второй мировой и советскими пионерами такие инструменты разве уместны? Не боитесь народного гнева?
Эксперимент и впрямь смелый. Герои американских комиксов, переселяющиеся в японское аниме, разнесены с реальной американской историей, с ее кровью и болью. Наши <nobr>же пионеры-герои</nobr> при всей их мифологичности накрепко срослись с историей страны. Резкое снижение жанра с их участием, к тому же на фоне нарисованной японцами Второй мировой, многими может быть воспринято как глумление и надругательство над святыней. Не говоря уж о том, что традиция использования мультипликационной формы в качестве упаковки для вполне серьезных тем в России пока не прижилась. Достаточно вспомнить скандалы, связанные с контентом канала «Дважды два»: для большей части отечественной аудитории мультфильм — это <nobr>что-то</nobr> такое уютное, домашнее, детское. Совмещение мультфильма и половых извращений/религиозных проблем/политики кажется ненормальным и неприличным. Это <nobr>какие-нибудь</nobr> американские Симпсоны вполне могут обсудить <nobr>в какой-нибудь</nobr> из серий войну в Ираке, и пацифистский мультфильм про <nobr>арабо-израильский</nobr> конфликт может стать фаворитом международных фестивалей. А как бы смотрелся на «Кинотавре» мультфильм про Чечню? И как воспримет анимешную Вторую мировую <nobr>дедушка-ветеран</nobr>, которого благодарные внуки отведут на премьеру мультфильма «Первый отряд»?
— Что плохого в использовании инструментария <nobr>поп-культуры</nobr>? — удивляется Миша Шприц.
— В принципе — ничего. Но достаточная ли временная дистанция отделяет российского зрителя от этой войны, чтобы он мог безболезненно воспринять ее как условность, оценить ее в контексте фантастического японского аниме?
— И у меня, и у Леши на этой войне воевали деды. Мы не легко относимся к происшедшему, но нам кажется, что пафос, связанный с происшедшим, вполне можно воплотить в самые разные художественные формы. А как, собственно, может быть сформулирована зрительская претензия к нам?
— Да очень просто: «Почему вы описываете такие великие события таким низким языком?»
— Низких языков нет, скажем мы. Язык <nobr>поп-культуры</nobr>, добавим мы, самый подходящий для описания великих подвигов, это поистине народный язык. Так же, как и язык плаката, столь популярный в СССР. Мы считаем, что именно этот язык сможет понять наш молодой зритель. Этот, а не другой. Когда засушенная, обиженная жизнью учителка рассказывает ему о событиях того времени, ему неприятно и скучно. Совсем другое дело, когда идеологический смысл тех событий доносится до него языком аниме. А подвига советского народа в священной войне язык аниме никак не принижает.
— Кстати о подвиге в священной войне. У японцев, работавших над «Первым отрядом», не возникло идеологических возражений? Русские в мультфильме — однозначно хорошие, немцы — однозначно плохие. То, что сами японцы были на «плохой» стороне, их не смущало?
— А об этом в Японии мало кто знает.
— В Японии мало кто знает, на чьей стороне воевала Япония?!
— Широкая общественность не в курсе, что русские и американцы были в альянсе. У них вообще с новейшей историей проблемы. Один японский художник, работавший на нашем проекте, рассказывал: «Взял я тут у дочки учебник истории полистать. Смотрю — весь год они проходят каменный век, а перед экзаменом две недели — все остальное». Японцы твердо знают, что «пикадон», как они его называют, на них сбросили в 45−м американцы, — все остальное не так уж важно. Я глубоко убежден, что японцы — первый в мире народ, живущий в постапокалиптическом пространстве. Тотальная катастрофа стерла им память. Когда в сентябре 45−го император, считавшийся прямым потомком солнца, объявил о своей небожественности, несколько десятков человек в процессе его речи покончили жизнь самоубийством. Япония для них закончилась. Теперь они — чистый лист, и идеологических возражений у них больше нет, они очень стремятся к миру. Но договориться с ними в чисто творческом плане человеку западному все равно очень сложно.
— Почему?
К жанру японского аниме не подпускают чужаков, однако же режиссер Ёсихару Асино согласился работать с двумя настойчивыми русскими
— На Западе, и в России в том числе, принято работать в режиме диалога: это вроде как обогащает всех участников. В Японии никакой диалог невозможен. Наши с Лешей попытки его вести нарывались на полное непонимание. Нормальный японец никогда ничего спонтанно не решает и не говорит. То, что здесь можно сделать в один присест — скажем, собраться, устроить «мозговой штурм», потратить на него восемь часов, но в итоге прийти к результату, — там невозможно. В Японии сначала одна сторона высказывает свою точку зрения. Вторая сторона кланяется и идет ее обдумывать. При следующей встрече вторая сторона дает свой ответ. Первая сторона кланяется и идет его обдумывать. И так до бесконечности. Все очень боятся высказать непродуманное, а главное — безответственное мнение. При этом каждый такой обмен мнениями требует нашего присутствия. Приходится <nobr>из-за</nobr> каждой ерунды садиться в самолет и лететь на переговоры в Японию.
На следующий день Миша Шприц действительно вылетает в Токио для решения <nobr>каких-то</nobr> срочных вопросов на студии «4°C». Четыре градуса — температура, при которой не портится рыба; создатели студии, впрочем, имели в виду другое — градус огранки бриллианта…
Когда Шприц прилетит, в Японии будет ночь. Уставшие после четырнадцатичасового рабочего дня художники будут крепко спать прямо в офисе на расставленных в ряд раскладушках. Рано утром Миша придет к ним: японцы здорово выспятся, а у Миши будет <nobr>джет-лаг.</nobr> Они станут высказывать ему продуманные мнения, а он будет учить их, как рисовать гайдзинских божков — большеглазых подростков в галстуках — на чистом японском листе.
Ну я думаю из этой небольшой истории создания фильма, вы уловили суть...
Последнее редактирование модератором:
Если, ещё что-то узнаю, сразу выложу...
