Ведьма
Молодая ведунья бежала по лесу. Сумка оттягивала плечо, на поясе болталось несколько мешочков, длинную юбку приходилось задирать чуть ли не до колен, чтобы не путаться в ней. Спрятавшись за толстым стволом дерева, она прислушалась, давая себе небольшую передышку. Пели птицы, шуршала листва, мелькали белки и бурундуки, стучали дятлы. Лес жил свое жизнью, и ему не было дела до девушки, ветром проносившейся под его кронами. Она жадно хлебнула настоя из фляги и побежала дальше. Мелькали деревья, кусты, поляны, лощины и ручьи. Когда стало темнеть, ведунья выбрала маленькую лощинку рядом с ручьем и разбила свой маленький лагерь – развела огонь и повесила над ним маленький котелок; на полотенце разложила содержание сумки: склянки, пучки трав, краюху хлеба и деревянную кружку. Языки пламени бросали блики на ее лицо, когда тонкие пальцы перебирали травы: каштановые волосы растрепались и прядями падали на светлую кожу, на которой темнели разводы грязи, в карих глазах затаился страх. Но то был не ужас загнанного в угол зверя, а страх не успеть овладеть огромным количеством знаний, страх уйти из жизни так рано… Девушка упрямо сжала губы и бросила в котел набор трав. Зря она лечила эту девочку, ох как зря… но… ведунья смахнула с ресниц слезы. Пальцы ее дрожали, когда она палочкой мешала варево. Не лезла бы людям помогать, училась бы дальше в подвале дома – так нет! Захотелось знания на практике применить, для дела… мать девочки разумеется заметила… и не преминула выяснить, кто это сделал. Девочка не виновата, что рассказала. А потом один указующий перст и одно слово… и вот она тут… Бросив палку, она подошла к ручью, смыв с лица грязь, пот и слезы. Потом причесала волосы и туго перевязала их лентой. Сцедив настой в кружку, ведунья вдохнула аромат трав, прогоняющий отупляющую усталость. Закусив хлебом, она потушила костер и неумело присыпала его прошлогодними листьями. Всхлипнув еще пару раз, девушка свернулась комочком в корнях вяза и уснула.
Пробуждение было резким и неприятным: лай собак и мужские голоса. Несколько долгих мгновений она лежала, не понимая, то ли это продолжение сна, то ли все же реальность, и они таки нашли ее… рассвет только занимался, и в утреннем сумраке бледное лицо ведуньи казалось лицом призрака, веками ищущего прощения, но находящего лишь ненависть и непонимание. Под напором ужаса сон отступал, и в следующую минуту она судорожно кидала в сумку все, что выложила накануне. Но даже все побросав, она бы не успела. Поднявшись, девушка бросилась бежать, перепрыгнув через ручей.
Она даже не успела запыхаться. Рывок за юбку опрокинул ее на землю – ведунья со сдавленным криком покатилась по листве. Трое здоровенных псов окружили ее – бока их тяжело вздымались, с языков капала пена вперемешку со слюной. Подошедший мужчина нашел беглянку, скорчившуюся в кругу псов, злобно на нее лаявших. Он отогнал собак и ухватил девушку за волосы. Она пыталась собрать все силы, все мужество, но глаза преследователя заставили ее забыть обо всем. Она поняла, все бесполезно. Мужчина потащил ее обратно к поляне, намотав на кулак шелковистые локоны. Там их ждали еще двое. Они связали ведунье руки за спиной и надели не шею петлю. А потом один их них подошел к ней, задрал юбку и грубо схватил за бедра. Над кронами деревьев раздался отчаянный девичий крик.
Беглянку вернули в деревню на закате четвертого дня. Лицо ее было в кровоподтеках, платье порвано, веревки до крови стерли запястья и шею. Видно было, что она много плакала. Крестьяне встретили ее злобными криками, потрясая вилами, лопатами или просто кулаками. На подходе к главной площади один из приведших ведунью слишком сильно дернул за веревку, охватывающую ее шею, и девушка упала на землю, задыхаясь от кашля. Когда пинок не поднял ее, захватчик просто потащил ее по улице. Она знала, куда они направляются, но все же безумная надежда металась в ее покрасневших глазах – возможность оправдать себя, рассказать обо всем, предложить свои услуги, ведь она столько знает… бедра горели от десятков грубых вторжений, сил не было даже на то, чтобы встать – они шли эти двое суток почти не останавливаясь, и то, что для крестьян было стандартным переходом, для нее оказалось пределом возможностей. Девушку втащили на площадь и подняла на ноги. При виде сложенного костра ведунья чуть не потеряла сознание. Мужчины привязали ее к столбу. «Ведьма!» – кричали женщины. «Ведьма!» – кричали мужчины. «Ведьма!» – кричали дети. Даже в лае собак ей слышалось осуждающее «Ведьма!».
– Нет! – прошептала ведунья. Кричать она больше не могла, и потому лишь чуть слышно повторяла: – Нет, нет…
Старейшина поднялся на трибуну и потребовал тишины.
– Эта женщина приговаривается к сожжению за колдовство! – кратко объявил он и кивнул молодому парню.
Тот взял факел и поджег хворост. Молодая девушка в отчаянии плакала, глядя, как приближается огонь. Но когда стала тлеть юбка, она сжала зубы и обратила взгляд на старейшину, вложив в него все обвинение и осуждение, что смогла собрать. А потом она закричала.
Возбужденная толпа смотрела, как горела в огне девушка. Ее отчаяние не трогало их сердец. И лишь один человек взирал на это с ужасом: восьмилетняя девочка со слезами на глазах прижимала ручку к плечу, что еще хранило тепло травяного компресса.
14.03.2008
