Концентрация проходила весьма успешно, и Вивиен очень быстро поймала нужную волну, по которой ей больше ничего не оставалось, как отпустить мысль и сознание, освобождая их от внешних оболочек и общей, человеческой сущности. И она превратилась в стороннего наблюдателя-читателя, перед которым невидимая рука начала писать страницы существующей, но невидимой до этого момента книги. Ощущения, которые она испытывала при первом погружении, которое вчерашним днем ассоциировалось небольшим прудом, вбирающим в себя все живые души и организмы этой рощи, были схожи. Восприятие работало в нужном направлении, однако появилась и новизна. Если вчера вода, в которой плавало это неисчисляемое множество душ, была мутная и бесцветная, то сейчас она окрасилась в мягкий красный оттенок. Была ли эта кровь? Нет, вряд ли. Кровь не является источником жизни, а скорее способствует смерти или, что еще хуже, убийству. В данном случае красный исмволизировал начало. И это было вполне логично, ибо сначала сознание охватывало радус близлежащих территорий. Но этого было непозволительно мало, и Вивиен толкнула мысль дальше, распространяя ее паутину на более далекие расстояния. Перед ней расстилась Камигава целиком и в то же время частично. Она видела одно большое облако жизни, внутри которого микроскопически маленькими казались живые души. Ее, его, чья-то еще. Красный оттенок плавно перетек в оранжевый, и будто солнце вспыхнуло перед ее видящим, но в то же время закрытым, взором. И это солнце освещало все с такой точностью, что девушка была даже рада, что отоспалась несколько часов, приведя организм в норму. Вся неясность, через которую она вглядывалась в картину жизни вчера, рассеялась, оставляя после себя лишь четкие формы и ощутимую энергию. На следующем уровне появился тот узел, который она вчера уловила, только сегодня этот узел был намного крепче, соединяя в себе множество разных миров, подобных Камигаве, населенных живым. И солнце, доселе напоминавшее апельсин, пожелтело, лимонным отблеском демонстрируя ее сознанию тесное переплетение жизней и душ, населяющих эти миры. А потом глаза ее мыслей захотели моргнуть, но не сделали этого, оставаясь завороженными новыми оттенками зелени, в которую их бросало уплывающее дальше сознание. Зелень была такой яркой, что казалось, ее свежестью и объемным облаком кислорода, что она выделяла, можно захлебнуться. Или же просто получить тропическую лихорадку от восхищения представшим перед ней многообразием всей не только животной, человеческой, но и растительной жизни. Вивиен видела каждую травинку, которые вместе складывались в бескрайние поля, располагающиеся на разных континентах, но в то же время единых. И души, как лесные феи, весело кружили в хороводах, соединенных общим для всего мироздания: жизнью. А потом ее мысли неожиданно взмыли к небу, позволяя зеленым тонами сменится голубыми. И в этом общем для всех единых между собой миров небе облака не представляли собой водяные пары, готовые вот-вот обрушиться на землю дождем. Нет. Эти облака были душами, плавно плывущими по течению жизни. В них были души всего самого воздушного, и птиц, и ангелов, и дракнов, которые своими тяжелыми крыльями беспощадно разрезают воздух. Самые разные существа, в самых разных красках были объединены своими душами. Насладившись этой прекрасной картиной небесного, сознание самоотверженно нырнуло в пучину буйного синего океана. И в каждом новое слое, в который она погружалась, также кипела жизнь. Здесь были собраны уже не просто миры в одном узле, не несколько узлов, вбирающих в себя жизнь, в океане плавала вселенная. Живая вселенная. И Вивиен погружалась в нее, упоительно и взволнованно дыша, не обращая внимания на тяжесть внутри от столь объемного количества новых ощущений и безудержных эмоций. Чем глубже она погружалась - тем темнее становились краски, тем крепче переплетались между собой живые души. Вода постепенно становилась темно-фиолетовой, а потом что-то произошло. Будто бы мысли стукнулись о дно и отпрыгнули. Вздрогнув, девушка сконцентрировалась получше, боясь, что теряет картину, в которую ей удалось столь удачно погрузиться, но ничего подобного. Все было так, как нужно. Оттолкнувшись от невидимого дна, сознание стало подниматься, всплывать. И темно-фиолетовый перетекал в яркий, насыщенный фиолетовый, минуя уже узнаваемые души, привычные хороводы жизни. А потом ее мысль увидела вспышку красного света. Точно такого же, который она видела в самом начале. Только теперь этот красный не был на поверхности. Он появился будто бы в середине всего пути, который она проделала для того, чтобы узнать, увидеть, а после - вернуться. И найти этот баланс, который на самом деле являлся истоком. Красное водянистое пятно излучало слабое свечение, издавало звуки, напоминающие хор звучаний, издаваемых всеми живыми объектами вселенной одновременно. И чем ближе сознание приближалась к красному, тем громче становились эти звуки. И в тот момент, когда мысль и сознание поравнялись с истоком, ее глаза будто ослепли. То была красота, та самая безграничная красота жизни, включающей в себя абсолютно все. Та красота, которую живые существа предпочитают не замечать, принимая ее за что-то само собой разумеющееся и обыденное. И красота была теплой, как ласковые прикосновения любящих ладоней к щеке. Это тепло было добротой, благодаря которой живет природа. Благодаря которой появилась жизнь. Исток был воистину прекрасным, и Вивиен не чувствовала, как по ее щекам потекли горячие слезы абсолютного восхищения, которое питали ее тело и душа целиком и полностью. Какое-то мгновение и красноватое свечение стало увеличиваться в размерах, и девушка не жалела своих видящих глаз, продолжая смотреть на растущую яркую ослепляющую вспышку. В сосудах больно кололо, и будто они могли лопнуть в любой момент, а звучание усиливалось, способное оглушить ее сейчас же, и все это почти произошло, но вдруг свечение перестало увеличиваться. Оно стало расползаться в разные стороны, будто бы делилось. И вскоре перед сознанием Вивиен предстали три небольших красных шара. Они также переливались добротой и красотой, жили и чувствовали, дышали и познавали. Если бы у нее не было времени приглядеться, то она сочла бы их одинаковыми, но приближаясь мыслью ближе она смогла разглядеть сердце каждого. В первом шаре то было небольшое пестрое перышко, и голоса вокруг него шептали: "Энергия". Второй шар был окутан изнутри голубоватой дымкой и звуки переливались колокольчиковым эхом: "Понимание". Последний же шар был самым спокойным, он не вращался и не двигался на месте, но внутри него кружил зеленоватый листопад, и он шуршал: "Целительство". И когда она услышала последний шепет, все три шара вновь соединились в одно целое и молниеносно бросились к ее сознанию, погружаясь в нее, наполняя ее, сливаясь с ее душой и разумом, беспамятством и памятью, энергией и возможностями. Они выбрали свою судьбу. Они пожелали жить в ней. И будто бы невидимые руки резко вытащили ее из этого глубокого океана жизни, и исток, который она нашла для себя, стал медленно удаляться, оставясь там, где и было его настоящее место.
Вивиен лежала на поляне, все еще закрыв глаза. По щекам растекались слезы счастья, а внутри все еще безумно трепетало и волновалось сердце. Увиденная картина запечатлилась в ее памяти чем-то невероятным, недоступным и в то же время таким глубоким. Когда она наконец открыла глаза, они не видели. И не слышны были звуки природы. Все было окутано красноватой дымкой, совсем такой, каким было сияние жизненного истока. Одна рука ее была сжата в кулак, и только сейчас Вивиен почувствовала, с какой болью ногти впиваются в кожу, раздирая ее в кровь. Дрожащие пальцы разомкнулись, и с ладони соскользнули мягкие крылья ярко-синей бабочки. Если бы она могла верить в это, она бы поверила. Но она все еще не могла поверить ни во что, кроме собственных ощущений. Ей казалось, что сгусток энергии сосользнул с ее кожи. Но почему-то этот сгусток обрел форму насекомого. И этим насекомым являлась эта маленькая бабочка, радостно парившая вокруг нее кругами. Закусив губу, Вивиен перевела влажные расширившиеся глаза на свою ладонь, по которой стекали несколько капелек крови. Прикоснувшись к ним другой рукой, сердце пропустило удар. Царапина, которую оставили ее ногти, стала медленно затягиваться, сопровождаемая слабым свечением. И через несколько секунд исчезла вовсе. К горлу подступил ком, и из груди вырвались рыдания. Вивиен спрятала голову на коленях, обхватив их руками, и заплакала.
